Ирина Бова - Ангелочек

– Были янки проклятые, были, да сплыли еще в 30-х, как только водонапорная башня взорвалась. Кому охота без воды здесь сидеть?

– Но вы-то сидите, – удивилась Рита.

– Во-первых, мы привыкшие, а во-вторых, про нас, считай, уж все забыли. Объединили пять поселочков по пять домов, назвали «Русской Америкой» – и живи себе! Ехала ты, девонька, в Назию, а приехала на станцию Жихарево.

– А Назия где? – глупо спросила вконец обалдевшая Рита.

– Я ж говорю, левее! Там, где дом призрения. Нас здесь всего 141 человек остался, а кому свезло, те там живут. – И вдруг запела: – «Ленинградская кукушка ходит задом наперед, кто на Назии побудет, десять лет не проживет!»

Маргарита чуть отодвинулась.

– А вы куда-нибудь жаловались, писали?

– Ну писали, только давно. А что толку? Это наш Домкратов меч.

– Кто?!

– Не кто, а что, – поучительным тоном поправила бывшая официантка из Калуги, – царь такой был, а над ним меч его висел. Домкратом звали.

– А-а… – с облегчением сказала Рита и засмеялась.

Встала и пошла к избушке-развалюшке.

– Ты куда, девонька? – встрепенулась баба-яга.

– Мужа забирать.

– Так он же пьет, не просохнет…

– Ну так что ж? – Маргарита беспечно махнула рукой. – Это мой Домкратов меч…

Сева еще не привык, что его величают по имени-отчеству, но все равно всячески пыжился: отрастил бородку, говорил вальяжно и растянуто, представлялся не иначе как «режиссер Бурмистров». Народ не вникал, режиссер чего он, сейчас развелось столько маленьких театров и антреприз, что и не упомнишь. Так что верили на слово. Тем более, окружающим было откровенно наплевать, кем он представляется. Сева при любом, даже мало-мальски невинном знакомстве, делал значимую морду, и все также значительно кивали.

Театральным режиссером он, конечно, не был – не выслужился, а вот в кино Севу приняли как нечто само собой разумеющееся. Начал он с помощника осветителя и стал быстро продвигаться, пока не взмыл до помощника режиссера. Ну, а там уже и до режиссера-постановщика недалеко. Все решили, что начнет молодое дарование, как и любой дебютант, с классики. Однако Бурмистрова терзали философические размышления не последнего разбора.

Безусловно, тянуло в какие-то мистические дали, – например, поставить «Мастера и Маргариту». Он пересмотрел и передумал все имеющиеся версии, вплоть до венгерской бредятины, и понял, что достигнет большего, возьмись он за Булгакова. Останавливало одно: за постановками шедевра тянулась дурная слава. То бюджет урезали, то на полку задвигали, то артисты начинали сильно и внезапно болеть… Однажды он слышал в курилке, что съемки у Бортко даже имели непосредственное отношение к кончине Александра Абдулова.

Начинать с заранее приговоренного проекта ему совсем не хотелось.

Сева помыкался среди сценаристов, но ничего завораживающего для себя не нашел. Долго думал и наконец решил, что будет снимать сказку. Причем, поставит ее, как великий Роу, то есть без всяких там интернетовских штучек, на подручном материале. Только волшебства и превращений надо поменьше. Главное, сценария особого не требовалось, народ все уже сам придумал. Сева мысленно отмел Перро, Андерсена, братьев Гримм, а заодно и Астрид Линдгрен. Выбрал «Колобка».

Актеры, правда, не разбежались участвовать в его задумке, но Бурмистров и тут исхитрился, набрал ребят из ТЮЗа. Единственное, кого удалось подтянуть, так это Новых русских бабок: оба парня купились на новизну и халяву. Съемки начали летом, чтобы центральному герою не пришлось шастать по сугробам, когда будет от дедушки с бабушкой убегать. Итак, не предвидя ничего плохого Сева принялся за работу.

Самое начало. Бабушка с дедушкой по сусекам поскребли и начали месить тесто для Колобка. Но парни-то они не слабые, эти Новые русские бабки, – пока месили, намяли щуплому мальчику из ТЮЗа бока так, что тот взвыл и на неделю взял больничный. Хамство запредельное! Бурмистров сам ездил к нему домой, уговаривал не срывать график, но все равно три солнечных дня выпали.

Вернулся мальчик под честное слово режиссера, и снова стали месить. При особо удачном жесте «деда» мальчик-актер вывернулся и заехал «бабке» ногой в челюсть с криком «Фашисты!» Мужик, игравший бабку, потребовал две недели с содержанием и оплаты протезиста. Сева юлил, мелко кланялся и упирал на реалистичность образа старой крестьянки без двух зубов. Ему пошли навстречу с условием предоставления дантиста после съемок. Слепили Колобка. Тот полежал немного на подоконнике, свалился и постанывая покатился по тропинке навстречу своим приключениям. Новые русские бабки с облегчением закурили.

Первым по сценарию должен был встретиться Заяц – очаровательная травести из того же ТЮЗа. Но как только сказочные персонажи оказались нос к носу, то отскочили друг от друга, словно ужаленные.

– В чем дело?! – заорал режиссер.

– Какой это, к черту, заяц! – завопил Колобок. – Где у нее уши?

Бурмистров пригляделся: ушей, и правда, не было.

– Где? – строго спросил он.

– Да вот же, вот! – девушка подпрыгивала и оттягивала мохнатыми ручками элегантные маленькие ушки от висков.

Сева вместе с Колобком пригляделись и хором поинтересовались, где она такую прелесть раздобыла.

– В костюмерной. Это ушки норки. Они более симпатичные и в глаза не лезут.

– Заяц не может быть с норкиными ушами, – авторитетно заявил Сева.

– Ну и что? – сказала наглая травести. – А с заячьими я к третьему дублю окосею!

Сева от ужаса закрыл лицо руками.

– Ты и должна быть косой! А третьего дубля не будет, с первого надо снимать. Чего ты от него отпрыгивала? Колобка твои уши напугали, но у него-то ушей нет!

– Ушей нет, но посмотрите, какой он величины… Под него попасть, что под самосвал!

Бурмистров пригляделся.

– М-да… придется заново месить и лепить…

На перезамешивание Колобка тащили с помощью одного грузчика и двух гримеров. По дороге он жалобно подвывал – болели ребра. Новые русские бабки уже успели не только покурить, поэтому взялись за работу весело и с энтузиазмом. Зайцу за это время присобачили нормальные уши – нужного цвета и требуемой длины. Рандеву прошло нормально. Правда, Колобок злобно ругался нецензурными словами, но это до озвучки не имело никакого значения.

Следующим предполагался Волк, его на площадке не нашли: за время инцидента он успел куда-то свинтить. Сева миролюбиво сказал «Черт с ним!», и Волка заменили на Ежа.

Под палящим солнцем, когда глазурь на правом боку уже стала подтаивать, Колобок весело катился по дорожке, но за два метра до Ежика наткнулся на муравьиную кучу и перелетев через нее рухнул прямо на иголки. Вопли обоих потрясли лес и съемочную группу. Сева, понимая что сейчас могут и морду набить, дрожащим голосом предложил Ежу перевернуться на спину.