Ирина Бова - Ангелочек

В общем, все вроде чем-то заняты: свекровь своими недомоганиями, муж регулярным погружением в языковое окружение, дети растут как полынь-трава. А куда им деваться? Законов природы еще никто не отменял. Работать пришлось одной Светке. Америка – государство хоть и райское, но все же государство, и в магазинах бесплатно ничего не дают.

Нанималась Светка к русским старушкам, что-то типа сиделки-санитарки, – благо, образование, полученное в Киевском медучилище № 7, вполне позволяло. Старушки Светку любили – за легкий нрав, общительность и правильный русский язык, которого им так не хватало вдали от Родины.

Территориальная близость к Голливуду не радовала. То есть Светке было не до этого, а вот муж даже раздражался: то ли от того, что никто из звезд не болтался просто так по улицам, то ли от того, что не перед кем было форсануть своим месторасположением. Через два года муж и вовсе решил, что несколько промахнулся со своей грандиозной мечтой, и отправился обратно в родимый Киев, сообщив на прощание, что за мамой вернется попозже.

И тут жизнь дала новый, совершенно неожиданный поворот. Оставленная на «попозже» свекровь вдруг резко поправилась и с бешенной энергией стала заниматься детьми и хозяйством. В это же самое время решила уйти в мир иной одна из Светкиных старушенций, и в завещании отписала Светке в качестве наследства… обожаемую собачку – старую, придурочную болонку с ожирением. К болонке прилагался список: чем кормить, чем поить, когда спать укладывать и т. д.

Имя у собачки было дивное – Лунтик. Видно, покойная бабушка пересмотрела мультфильмов: только у болонки рожа была еще гаже, чем у гадостного пришельца с Луны в мультике. Привычки тоже еще те! Писал Лунтик исключительно на лакированном полу в центральной комнате, где все потом подскальзывались, падали, а в особо «удачных» случаях ломали руки или ноги. Гадил он, конечно же, не на улице, куда свекровь выводила его дважды в день, а в специально облюбованных местах, как то диваны, кровати и ковер. Кормили эту сволочь редкостную курочкой без ГМО, гомогенизированным молочком и какими-то витаминами по типу «зашибись», – все, как и прописала завещательница.

Вся семья эту дрянь терпела, а свекровь даже заискивала в надежде, что в Лунтике проснется совесть, или что там еще бывает у собак. Однажды, в порыве подобострастия, она угостила мерзкую собаченцию докторской колбаской по безумной цене, сходив за ней в русский магазин. Ход оказался неверным – Лунтику сплохело.

Светка, бросив очередную клиентку, помчалась с блюющим Лунтиком к ветеринару. Милый доктор забрал болонку для осмотра, а через минут двадцать вышел в коридор и сообщил взволнованным тоном, что сердце у собачки остановилось, и чтоб его запустить, нужно пятьдесят долларов. Дрожащей рукой Светка вынула из кошелька последнюю купюру и отдала ее в руки спасителю. Через минут эдак сорок «спаситель» вынес Лунтика и с довольным видом заявил, что теперь надо делать капельницы. Правда, штука не дешевая – семь тысяч долларов, – но жизненно необходимая.

Светка, как угорелая, по-быстрому закинула ожившую тварь домой и понеслась в контору, где числилась сиделкой-санитаркой. Она сбивчиво умоляла начальство сказать, что она зарабатывает достаточно, чтобы взять кредит в банке на семь тысяч долларов, если кто оттуда позвонит. Не дав начальству опомниться, она ошалело помчалась в банк, где взяла нужную сумму.

К вечеру Лунтик сдох.

Светка осталась с неподъемным долгом, свекровь – с чувством вины, которое тут же переложила на Светку – дескать, только о работе и думает, нет, чтобы о собачке. А старшая, уже вполне разумная дочь подытожила:

– Надо президенту написать. Зачем он тратит безумные деньги на военные нужды, когда все так просто?! Пошел, купил докторской колбаски грамм сто – и никакой враг не страшен!

Ох, не надо было Кузнецовой выходить замуж! А если конкретнее, не надо было выходить замуж так рано или надо было выходить не за того… Короче, не надо было, и все тут!

Конечно, большой плюс, что от брака (и в браке) родился чудный ребеночек – просто загляденье! Но, как показывает опыт современной молодежи, родить можно и без законного мужа, просто «для самой себя». И никто в тебя пальцем тыкать не будет, а тем более не станет клеймить на комсомольском собрании и выносить общественное порицание.

Муж Кузнецовой оказался сволочью первостатейной. Работать он не хотел принципиально, поскольку считал, что художника любая работа оскорбляет, так как стесняет его свободу, искажает мироощущение и творить уже становится невозможным. При этом он как-то забывал воспользоваться еще одним постулатом, который гласит, что художник должен быть голодным. Ел, пил и курил дражайший муж на деньги Кузнецовой. Баб, правда, оплачивать, слава богу, было не надо, этого Кузин бюджет уже бы не выдержал, – они вешались сами.

И вот, застав однажды мужа с очередной профурсеткой на супружеском ложе, Кузя сначала выкинула на лестничную площадку носильные вещи заигравшейся парочки, а потом и их обоих.

Стала Кузя жить одна. Сын радовал до невозможности – и хорошенький, и умненький, и с хорошей реакцией. Когда он пошел в школу, учителя настолько благоволили к нему благодаря вышеперечисленному, что ниже четверок оценки не ставили. Рос ребеночек, рос…

Однако всему хорошему когда-то наступает предел, ибо жить хорошо всегда – невозможно.

Когда Лешке минуло двенадцать, в один из далеко не счастливых дней он не пришел домой из школы. Кузя зафиксировала этот факт сразу, поскольку не было ежедневного звонка: «Я пришел и сажусь обедать». Кузя, дыша еще вполне ровно, побежала в школу, но там выяснилось, что Лешки на уроках не было вообще. Кузя обзвонила всех его друзей, обежала все дворы и закоулки в близлежащей местности, вызвала на подмогу всю свою большую компанию, а в 22:00 по московскому времени отправилась в милицию. В отделении ей не обрадовались, но и на дверь не указали. Дежурный сержант, непрестанно зевая, сказал:

– Мамочка, заявление писать все равно рано, придет еще.

– Когда? Когда придет?! – заорала Кузя, тыча сержанту в нос Лешкину фотографию.

Сержант внимательно посмотрел на снимок.

– А может, и не придет, уж больно хорошенький…

И опять принялся зевать.

Кузя завизжала так, что милиционер остался с открытым ртом, и выскочила на улицу. Ближе к 12 ночи на ноги подняли полгорода и бабушку, которая жила во Пскове. Вот тогда-то в дверь раздался звонок и заявился «утраченный» ребенок – живой, здоровый, но несколько помятый. Взгляд, как всегда, ангельский, и Кузя, хоть и имела характер скверный и язык острый, промолчала.

На следующее утро разборок тоже не вышло – у Лешки поднялась температура. Взяв больничный по уходу за ребенком, чего Кузя никогда себе не позволяла, она сидела рядом с сыном и поила его куриным бульончиком, поскольку от всего другого его рвало, а бабушка, примчавшаяся в панике из Пскова, бегала по аптекам. Через неделю милый мальчик поднялся с постели и пошел в школу. Из школы домой опять не пришел. И вся катавасия завертелась по наезженной колее, только уже с участием бабушки, которая путалась под ногами и всех дергала.