Дарья Морозова - Цвет: белый

– 15.

Владелец роскошного кабинета лениво стряхнул пепел и, чуть сощурив выразительные серые глаза, спросил молодого человека напротив себя: «С запиской?».

Тот беспомощно кивнул и судорожно вдохнул, явно силясь сдержать болезненный стон.

– Она… Мисс Пилтон… Я просто не понимаю, что я сделал не так, в чём провинился! Я могу измениться, я могу объяснить всё, о чём она спросит, я никогда не хотел ни словом, ни делом обидеть её! Я просто не понимаю. Не понимаю, что произошло. Я же всё делал для неё! Всё! Она ни в чём не знала отказа! Почему же она так резко охладела ко мне?.. Вы… Вы тогда сказали, но я не поверил Вам. Скажите, откуда Вы знали, что у нас ничего не получится?

Джон слушал сбивчивую речь несостоявшегося жениха Мэри-Энн и не мог сдержать ликования и ощущения собственного величия. Кто-то смотрит на девиц, танцующих на деревянной сцене и бесстыже задирающих юбки, а ему нужно именно это – вид униженного и раздавленного собственной любовью человека. От такого зрелища электрические токи дрожат под кожей. Он даже не скрывает ни своего хищного выражения лица, ни влажного взгляда, ни шумного дыхания, которое маскируется под курение.

Джон помнил, каким дерзким и смелым выглядел полгода назад этот молодой человек, который сейчас явно плохо ест и спит, много плачет, и, скорее всего, утратил интерес ко всему, кроме мисс Пилтон.

Что он тогда сказал Джону? Ах да!

– Вам следует научиться держать себя в руках, мистер Уитмор. Имейте достоинство отпустить девушку, которая давно уже не любит Вас! Ваша обязанность как джентльмена с честью принять факт того, что не всё в этом мире принадлежит Вам!

– Повторяю, – спокойно парировал Джон, стряхнув пепел. – Я даю вам обоим год, может чуть меньше. Будет зависеть от того, как быстро она покажет зубы, а Вы – не сможете увернуться от них.

Димитриадис сжал кулаки и сделал шаг вперёд, но Мэри-Энн остановила его, смерив Джона холодным взглядом.

И они ушли. Мэри-Энн цеплялась за руку счастливого и гордого Димитриадиса, пока тот был преисполнен самых радужных надежд: ещё бы, дать отпор не кому-нибудь, а самому Уитмору-младшему! Богатейшему воротиле на Уолл-стрит! Мэри-Энн – этот ангел во плоти – выбрала не миллионы, а его! Значит, он достоин и способен сделать её счастливой!

Тогда влюблённый Димитриадис был уверен в том, что свадьба с прекраснейшей девушкой на свете – вопрос самого ближайшего времени. Но как же жестоко он ошибался!

– Давайте я расскажу вам, как всё шло в эти месяцы, – предложил Джон. – Я могу ошибаться в деталях, но общая картина будет довольно точной. Начнём с того, что Мэри-Энн – обворожительная, яркая, бесконечно внимательная – убедила Вас, что я держу её, насильно заставляю быть подле меня, ограничиваю в средствах, мешаю свадьбе с любимым человеком… – Заметив намерение собеседника что-то сказать, Уитмор-младший сделал лёгкий повелительный жест рукой: не надо его перебивать. – Затем Вы оба победили меня, раскрыли ваши и без того очевидные чувства, и, сразив дракона, отправились на белом коне в прекрасный розовый закат. Первое время совместная жизнь кажется чудесным сном, раем для двоих. Она говорит Вам, что знает, о чём вы думаете, грустит, что вы бросите её, когда она наскучит вам. Вы пылко и страстно убеждаете её в обратном, она мягко улыбается вам, заставляя чувствовать себя виноватым в том, что вы ещё не сделали. Её милая постоянная ревность доставляет вам удовольствие. Поначалу. Вы купаетесь в её нежности и внимании, чувствуете себя королём всего мира! Она говорит вам то, что вы хотите услышать, но в то же время твёрдо даёт понять, что ваше мнение всегда должно совпадать с её, как и вкусы, интересы и прочее. Инакомыслие строго пресекается и карается ссорой. И вы готовы подстроиться под неё. Готовы пойти против собственных интересов и принципов, лишь бы она улыбалась и дарила Вам всю себя. Но вот на ваше совместное безоблачное будущее наползают первые тучки: она видит, как вы стараетесь врать самому себе ради неё, путаетесь в собственных убеждениях, и тогда начинаются упрёки, ссоры, пренебрежение. Вы пугаетесь, пытаетесь всё исправить, ведь вы зависите полностью теперь от её настроения. Вам нужно услышать от неё «доброе утро!», но отныне и это нужно заслужить. Ваше сердце начинает кровоточить, ведь почему-то ваши поступки, слова, малейшее движение вызывает раздражение и неприятие. Вы становитесь хуже всех. Находятся любые поводы, чтобы отказаться от совместного ужина или поездки. Дорогие подарки перестают удивлять и восхищать её, она принимает их с выражением обречённости и презрения к вашему выбору. Всё недостаточно утончённо или модно. Иногда Вы просто «должны были знать, что ей нравится», хотя она точно об этом не упоминала даже вскользь. А потом она говорит, что нужно разъехаться. На время, конечно. Просто всё слишком быстро произошло, и она не смогла разобраться в своих чувствах. О нет, она по-прежнему любит Вас, и Вы ей дороги, просто ей невыносимо видеть, как сильно она ранит Вас. Она чувствует, что изменилась: новая Мэри-Энн хочет издеваться над вами, но прежняя Мэри-Энн не хочет этого допустить. И Вы соглашаетесь, хотя в глубине души понимаете: это конец. Но Вы глотаете это, как и её новых знакомых, с которыми регулярно видите рядом с ней, убеждаете себя, что её заливистый смех над чужими шутками – всего лишь дань хорошим манерам. В ваши короткие встречи она убеждает Вас, почти не глядя в глаза, что Вы важны для неё, хотя она понимает, как больно Вам сделала и корит себя за это. Вы хватаете её за руки, а она прячет их за спину, даже не скрывая, как неприятны ей ваши прикосновения. Наконец вы шлёте ей цветы, платья, украшения. Вы сходите с ума, потому что почти всё она возвращает обратно. Или не возвращает. И тогда вы приходите в настоящее отчаяние… – Джон резко оборвал свой рассказ, чтобы насладиться видом близкого к обмороку гостя: тот слушал историю их с Мэри-Энн отношений и уже на середине стал мелко дрожать от напряжения и нахлынувших воспоминаний.

Джон выпустил струйку дыма и деловым тоном поинтересовался.

– Сколько раз вы вставали перед ней на колени?

Димитриадис даже не вздрагивает, когда слышит вопрос. Он полностью во власти этого пристального, схожего с гипнотизирующим взглядом кобры и мягкого обволакивающего голоса сирены.

– Не помню. Раза три. Может больше. Один раз при её гостях…

Джон едва приподнимает левую бровь: его рекорд до сих пор не побит. Жаль.

– Снова вспомнил то, что хочется забыть, – мысленно ворчит на себя молодой мужчина. – Неужели и я так жалко выглядел 5 лет назад? Уверен, что ещё хуже.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».