Лариса Агафонова - Заглянуть за горизонт

Воспоминания лезут изо всех щелей, и не заткнёшь их ватой, не замажешь клейстером, который мама варила в тот год, когда в их комнатке появился ненавистный дядя Коля.

Катюше мамин ухажёр сразу не понравился. Девочка собиралась идти в первый класс, занималась на подготовительных курсах и вечерами ждала маму с работы, спеша поделиться с ней новостями, но в гости почти всегда заявлялся дядя Коля. Он был громкоголосый, любил травить анекдоты, не всегда пригодные для нежных детских ушей, громко чавкал за столом и, самое главное, отнимал драгоценное мамино внимание, которое раньше целиком и полностью принадлежало Кате.

Валентина и сама понимала, что Николай не дотягивает до её уровня, но он был один из немногих мужчин, проявивших к ней интерес. Да и помощь его женщина оценила. В её жизни так мало было случаев, когда для неё что-то делали. Обычно это она безотказно помогала своим многочисленным друзьям.

Через пару месяцев Николай окончательно переехал к Валентине. Оформлять отношения она не хотела, вспоминая первый неудачный опыт. Николай не настаивал, хотя страшно гордился тем, что женщина, с которой он делит постель, такая умная, работает в институте и столько книжек прочитала.

Сам-то он не притрагивался ни к какой печатной продукции, кроме газеты «Спорт». Прочитав, тщательно складывал типографские листы, оставляющие тёмный налёт на пальцах, в стопочку. Экономный Коля использовал газетку под очистки от копчёной рыбы, до которой был страсть как охоч. До сих пор Катя ненавидит её запах, напоминающий о прошлом, бередящий раны, заставляющий прятаться от себя самой.

В комнате у Мироненко мебели было немного, и большой книжный шкаф занимал половину пространства. Коля, за всю жизнь прочитавший, по его словам, полтора учебника, с уважением смотрел, как Валя в любую свободную минуту хватается за книжку. Женщина и дочку приохотила к чтению. Катюша рано выучила буквы и, пока мама делала массажи, читала, как она говорила, жутко интересные книжки. «Дети капитана Гранта», «Таинственный остров», «Белый Бим Чёрное ухо» – все эти произведения Катя проглотила ещё до школы.

Разбирая как-то завалы на антресолях, Катя наткнулась на свой первый и единственный дневник. Старенькая потрёпанная голубая толстая тетрадка с переводной картинкой Микки-Мауса на обложке. Детский, неоформившийся почерк (Катя ясно представила себя маленькую, в коричневой школьной форме с белым кружевным воротничком, с высунутым от усердия языком, за письменным столом, который с трудом поместился в уголке их комнаты); помарки, тщательно, до дыр затёртые лезвием (ну не было тогда корректоров); рисунки главных персонажей девчоночьих записей.

«…Опять приходил этот противный дядя Коля. Хотели пойти с мамой в цирк, а он сказал, что цирка ему в маршрутке хватает. И мама осталась дома».

«…Отключили свет, я притащила нашу с мамой волшебную свечку, а дядя Коля затушил. Говорит, пожар может случиться, и зажёг керосинскую лампу. Она так воняет! И стихи мама не захотела при нём читать. И я стесняюсь. И его ненавижу. Пусть он больше не приходит…»

Раньше Катя с мамой частенько устраивали поэтические вечера. Когда в общежитии отключали свет, мама с дочкой зажигали свечку и, глядя на колышущееся пламя, вполголоса читали друг другу стихи. Валентине нравились Ахматова и Блок, Катюша восхищалась Есениным и Симоновым.

Когда Николай окончательно переехал к своей зазнобе, Катюша осталась одна. Конечно, мама была рядом, но совсем не так, как раньше. Больше не было совместных воскресных вылазок, вечерних посиделок на диване под стареньким клетчатым пледом. Уютный мир с грохотом рухнул с приходом в их жизнь дяди Коли.

Да и времени свободного у мамы почти не осталось. Подработку массажами она не бросала, а вечером спешила приготовить на всех еду. Николай брал с собой на смену обязательный «тормозок», чтобы не тратить деньги в столовой автопарка. Валентина такую бережливость поддерживала, тем более что зарабатывал Коля не очень много.

Очень скоро Валентина забеременела. Николай сразу, без раздумий, заявил:

– Будешь рожать, а то у тебя дочка есть, а у меня никого. Наследник нужен. Пацана бы, конечно, хотелось. Но дочка тоже ничего. Будет мне на старости лет борщи варить.

К Кате он относился довольно равнодушно, правда, настаивал на том, чтобы девочка называла его папой. Катюшка пыталась бунтовать, но мама приняла сторону Николая, объяснив дочке, что так будет только лучше. У них же теперь настоящая семья: она, мама, папа. И девочка, скрепя сердце, согласилась, сначала с трудом, а потом привыкла.

Вторую беременность Валентина ходила тяжело, отказалась от госпитализации на свой страх и риск, поскольку видела ужас в глазах Катюши. Девочка так и не научилась засыпать, если мамы не было рядом. Невролог, к которому её направил педиатр, сказала, что ребёнок перерастёт, не нужно акцентировать внимание на страхе или уговаривать её ложиться в постель одну.

Катя до сих пор «в лицо» помнила каждую из тех бесчисленных непослушных овец, которых она пересчитала в детстве, пытаясь уснуть. Даже сейчас, взрослая и уверенная в себе (ну почти всегда), Катерина жутко боялась бессонницы. На всякий случай в тумбочке хранилось лёгкое снотворное. Что угодно, пусть утренняя боль в висках, пусть пара лишних чашек крепкого кофе, чтобы проснуться, только бы не лежать часами, прокручивая бесконечные мысли в гудящей голове.

Валентина набрала за беременность двадцать килограммов, страшно отекала, ноги превратились в тяжёлые неподъёмные тумбы. Токсикоз длился не в первом и третьем триместре, как это обычно бывает, а все сложные девять месяцев.

Николаю такие изменения очень не нравились, Валентина перестала быть «зазнобой» и «Валюшкой», как он прежде её называл, а стала «Валькой», нервной и плаксивой.

– Ты прямо рёва-корова, Валька. Только и делаешь, что мычишь, никак не отелишься, – хохотал он над своей «удачной» шуткой, обнажая мелкие желтоватые зубы. – Когда уже телёночка мне принесёшь?

Катя про себя называла отчима крысёнышем и ревновала маму теперь уже не только к нему, но и к ещё не родившемуся ребёнку. Тем более что подружки её «просветили»:

– Малыша мама будет любить больше, чем тебя. Ты папке чужая, а братик или сестричка будет родной.

– Вот посмотришь, няньку для младенца из тебя сделают, гулять совсем перестанешь.

Катя пыталась расспросить маму об этом, но та лишь отмахивалась. Ей хотелось только одного: доносить ребёнка и родить уже наконец.

Прямо перед появлением малыша Валентина получила долгожданную квартиру. В их институте, несмотря на изменения в стране, сотрудникам ещё давали жильё. Подошла и очередь Валентины.