Илья Бахмутский - Переплетение жизненных дорог

Тут Мишаня достал из кармана кастет и передал Вовику:

– Давай, Вовка, всади ему по рёбрам, пусть запомнит, как долги не отдавать.

Селиванов вертел в руках эту диковинную штуку, с интересом рассматривая её со всех сторон. Настоящих кастетов ему ещё видеть не приходилось. Те грубые свинчатки, которые пацаны лили дома, не в счёт. Это же было что-то ДРУГОЕ, похожее только формой и назначением, красивое той опасной смертельной красотой, функциональностью и элегантной однозначностью, какой может обладать только оружие. Он был искусно вырезан из прозрачного плексиглаза, достаточно лёгким, прекрасно ложился в ладонь, ощетинившись точёными пирамидальными нашлёпками на кольцах и хищными выступами по сторонам. На руке кастет был почти не заметен, и казалось, что он отлит из затвердевших горьких слёз своих бывших и будущих жертв. Такую красоту даже жалко было пускать в дело. Вовик одел его на руку и размахнулся, чтобы ударить лежащего без движения Слона. В высшей точке замаха он вдруг почувствовал, что не может это сделать, не может ударить бесчувственного, не представляющего никакой опасности человека. Вовик медленно опустил руку, как бы удивляясь самому себе, пытаясь понять свои ощущения, пытаясь разобраться в своих мыслях. Такое с ним было в первый раз, но и бить кого-то, кто не может ответить, ему тоже ещё в жизни не приходилось. Он попытался ещё раз, но опять ничего не получилось, и он окончательно понял, что не может это сделать. Мишаня зло посмотрел на него и, ничего не сказав, оттолкнул в сторону, а потом, достав из кармана точно такую же «игрушку», несколько раз хорошо приложился к рёбрам лежачего. Затем повернулся к Селиванову и сказал:

– Мне, по условиям заказа, надо ему пару рёбер сломать, а насчёт твоего чистоплюйства мы потом поговорим, сейчас не время, уходить надо. А это возьми себе, ещё пригодится, – кивнул он на кастет.

Вовик, вздохнув с облегчением, с удовольствием спрятал игрушку в карман, ещё не зная, что совсем скоро, а потом ещё и через много лет этот прозрачный красавец сослужит ему хорошую службу, выручит в трудный момент.

Через два дня в городском парке, на спрятанной в кустах скамейке, где так любят уединиться влюблённые, распить бутылку-другую мужики, студентки и старшеклассницы покурить под разговор, поверяя друг дружке сердечные тайны, сидели Мишаня и Чиж. Мишаня отдал Чижу честно заработанную им тысячу и сказал, что тот может в ближайшие две недели не звонить, потому что заказов нет. На что Владик с радостью согласился, уже предвкушая, как он оторвётся в Ялте рублей на 300–400.

– Вот это настоящие бабки, побольше бы таких должников.

– Ну ты сильно не радуйся и особенно не сори ими. Ты всей опасности не знаешь, которая за ними стоит. Запомни, Чиж: чем больше берёшь, тем тяжелей могут быть последствия. Хорошие деньги у обычных граждан не водятся, а необычные тем и необычны, что потом присниться могут или, что ещё хуже, на узкой тёмной дорожке встретиться. Да смотри, когда широко гулять будешь, не сболтни лишнего, особенно бабам, а то похвастаться по пьянке захочешь и спалишь нас всех. Всё, что мы позавчера сотворили, из головы выбрось, забудь. А на пустое место вставь картинку, как ты в стройотряд ездил или на шабашку куда подальше в Сибирь.

Тут к скамейке подошёл Селиванов и, поздоровавшись, присел рядом. Чиж засобирался уходить – уже руки чесались скорее пересчитать деньги и насладиться видом разноцветных купюр, обещающих в скором времени южное солнце, ласковое море, сладкий виноград, марочные массандровские вина, нежные, тающие во рту шашлыки, молодые упругие девичьи тела и ещё много-много всего такого, о чём мечтаешь, когда тебе чуть за двадцать.

– Последний вопрос, Чиж. Где это ты такой хороший чёрный мешок взял? Как раз к его голове по размеру подошёл.

– Да у сеструхи, из-под сменной обуви…

И тут Вовик и Мишаня дружно захохотали, представив себе, как этот «боевой чёрный мешок», бывший главной деталью их криминальной операции, с вышитой белыми стежками надписью «Лиза Чижевская, 4-й Б», тихо и мирно висит себе на вешалке в школьной раздевалке, и никто вокруг даже предположить не может, в отбирании какого количества денег он недавно участвовал.

– Ну ты ей хоть конфет шоколадных купи, раз такое дело…

Чиж ушёл, и Волошин отдал Селиванову его долю. Вовик, всё время сбиваясь и путаясь в цифрах, как первоклассник, обалдело пересчитывал полученную пачку денег и наконец-то закончил – 400 рублей. Столько он не то что никогда в руках не держал – не видел никогда. Среди синих пятёрок, красных червонцев и фиолетовых четвертаков зеленели две диковинные, никогда ранее не виданные 50-рублёвые купюры, завораживая своей незнакомостью и покупательной способностью. Во рту пересохло, руки слегка подрагивали, на лбу выступила испарина, в голове крутился цветной калейдоскоп из того, что на эти деньги можно будет купить. Из этой цветной круговерти поочерёдно выскакивали американские джинсы, фирменные рубашки, модные туфли…

– Эй, Вовка, очни-ись, – услышал он Мишанин голос, пробившийся через эту нарядную фирменную карусель. – Ещё всласть налюбуешься, твои они все, твои. А пока быстро попрячь по карманам, да поглубже, а то тут много шакалов бродят, до них охочих, – оглянуться не успеешь, как с руками откусят. Я о твоей жалостливости хотел сказать. Ты её засунь – сам знаешь куда, а то тебе по жизни с таким грузом далеко не уйти. И если я говорю, что ломать надо хоть лежачего, хоть в отрубе, хоть какого, – ты слушать должен. Он тебя не пожалел бы, поверь моему опыту многолетнему.

– Мне лежачих бить никогда не приходилось, а тем более в полной отключке. Рука не поднялась… Точнее будет – не опустилась, да ещё и с кастетом, ну не смог я…

– В следующий раз не сможешь – зарплату ополовиню. Ты себя психологически настраивать должен, что, попадись ты им, они жалеть не будут, на куски порвут, если что.

– Хорошо, Миша, я исправлюсь…

Не откладывая дело в долгий ящик, Вовик на следующий день сказал Шершню:

– Серый, сведи меня с Хроном. Родители обещали дать денег на джинсы, отец какую-то большую премию получил.

На одной из перемен они нашли Лёху, и Селиванов объяснил, что он хочет купить. Лёха, как всегда, был очень занят и, быстро-быстро покивав головой, предложил подробнее поговорить после школы.

Они вышли после занятий и остановились напротив входа, высматривая Хроншина. Серёжа посмотрел на другую сторону улицы и увидел две фигуры, стоящие в просвете между домами. Вовик заметил, как тот переменился в лице, насторожившись и сделавшись серьёзным.

– Ты чего, Серый, увидел кого?

– Увидел, – сказал тот, стараясь повернуться спиной к проезжей части. – Тот, что поменьше, смуглый, кучерявый, – это Лёнька Куденко, он в нашем классе был, в шестом его отчислили. Я думал, он уже в колонии, за братанами своими пошёл. У него тогда два старших брата сидели. У него и кличка такая была – Урка. Воровал всё подряд, всё из карманов в раздевалке тырил, сменку (у кого туфли хорошие приметит), даже завтраки из портфелей. Завтрак стырит и ест на твоих глазах, за партой развалится и смеётся – пойди докажи, что это твой бутерброд. Он со старшими пацанами крутился – со своих брательников дружками. Его даже старшеклассники и учителя боялись. Один, из десятого, отметелил его, так тому голову на следующий день проломили. И как-то у него так красть получалось, что никак за руку поймать не могли, только в шестом зацепили и тогда уже выгнали сразу.