Владимир Беляков - Записки промысловика. Повести и рассказы

Отвязал от саней норило, взял в руки пешню, чтобы вырубить лунку и сделать замер глубины. Снял лыжи, сверху бросил прогоны и только сделал несколько шагов, как раздался грохот. Лед разлетелся подо мной на крупные осколки. Вода хлынула фонтаном вверх, заливая все кругом. Я не успел понять, что произошло, как оказался в воде.

Лыжи плавали на краю полыньи. Дотянулся до них рукой и начал мостить опору. Сделал попытку выбраться на лед, но он вновь стал крошиться передо мной, расширяя полынью. Не выпуская из рук лыжи начал продвигаться вперед по кромке льда. При любой моей попытке подтянуться и выбраться на поверхность раздавался треск, лед крошился. Метров через двадцать, наконец, удалось выкарабкаться. Подтянул под себя лыжи и попытался отползти дальше от воды, но не мог двинуться с места, так как на морозе ватная фуфайка моментально примерзла ко льду.

Попробовал оторвать ее рывком. Лед снова разлетелся, и я опять оказался в воде. Огромный кусок отломившегося льда, как щит, примерз к фуфайке на уровне груди, мешал взмахивать руками и постоянно заваливал меня на спину. Рукояткой ножа, который всегда висел на поясе, начал разбивать его.

Кроличья шапка постоянно наползала на глаза и напоминала ледяной горшок. Ее пришлось выбросить на лед. Фуфайка промокла, сковывала движения и тащила вниз. Попытался расстегнуть ее и стащить с себя. Легко расстегнул пуговицы на груди, но стянуть рукава не мог. Пришлось несколько раз с головой окунуться в воду, ножом разрезать фуфайку на запястьях и стаскивать ватник под водой. Наконец, с трудом освободился от него и выбросил перед собой на лед.

Двигаться в воде стало легче. Хорошо поддерживали на воде бакари из оленьих шкур, они-то меня и спасли. Если бы на мне были одеты валенки, то либо они утащили меня под воду, либо пришлось бы их сбросить, как фуфайку. А что бы я делал потом, оставшись босиком?

Теперь я мог опираться на лыжи. Минут пять ожидал, когда ватник покроется льдом, образовав небольшую площадку. Тело холода не чувствовало, но голова на морозном воздухе начала замерзать, обрастая сосульками. Приходилось периодически опускать ее в воду, так было теплее. Сделал очередную попытку выбраться. Мне это удалась. Опираясь на лыжи, отталкиваясь ножом ото льда, я пополз вперед, выбрасывая перед собой прогоны.

Отполз метров на сто, попробовал встать на лыжи, но лед предательски затрещал. Я замер. Оглянулся назад. Вода залила площадку размером с футбольное поле. В морозном воздухе вверх поднимался туман, переливаясь на солнце прозрачными хрусталиками.

Вдруг я услышал лай. В пятидесяти метрах от меня увидел Шкалика. Пес лаял, скулил, вилял хвостом, припадал на лапы, глядя в мою сторону. Рядом с ним, сидели остальные собаки, наблюдая за происходящим.

– Шкалик. Ко мне! – крикнул я в надежде попробовать обвязать на нем прогон.

Пес без колебаний уверенно начал приближаться. Не добежав до меня несколько метров, присел и пополз. Я накинул на него прогон, обвязал вокруг туловища и груди. Шкалик терпеливо ждал, когда я закреплю веревку на себе, обвязав по поясу. Он смотрел на меня, в его глазах читался укор: «Я же тебя предупреждал!»

– Уже понял! – сказал я вслух.

Так же лежа, развернул лыжи по ходу движения, заполз на них. Чтобы дать прогону слабину, отмотал несколько метров и тихо прошептал:

– Шкалик! Вперед!

Пес, будто понимая, что от него требуют, пополз и через несколько метров встал на лапы. Когда прогон натянулся, внимательно посмотрел на меня. Я еще отмотал несколько метров, дав дополнительную слабину прогону. Уже без команды он отбежал и опять посмотрел на меня.

– Шкалик! Домой! – крикнул я и стал ножом отталкиваться ото льда, помогая собаке.

Пес рванул с места, от сильного рывка завалился на бок, скользя лапами по льду, но моментально вскочил, и, набирая скорость, мчал меня без остановки. Собаки с дружным лаем устремились за нами. Лыжи скользили по льду, как маятник, смещаясь то вправо, то влево. Через несколько минут пес выскочил на берег, а я влетел головой в ледяные торосы.

В избу я поднимался, уже как робот, скрипя и шурша обледенелой одеждой, руками оттирая остекленевшие уши.

По телевизору начинался военный парад. Я переоделся. Позвал Шкалика. Положил перед ним рубленую оленину. Стоя у печки смотрел, как он зубами дробит оленьи кости, зажав их лапами. Я поймал себя на мысли, что надрессировать можно любую собаку, но не каждая может думать, принимать решение, слушать и понимать человеческую речь.

В конце ноября сломался снегоход, а проверять капканы нужно было регулярно. Тогда я впервые взял Шкалика с собой на охоту, скорее на случай внезапной пурги, чтобы он мог без проблем вывести к жилищу. У нас с ним уже был опыт ночевки в снегу.

Однажды, когда я еще прокладывал путик и устанавливал капканы в районе реки Микчангды, занимаясь установкой очередной городушки, увидел, что на снегоходной тропе сидит Шкалик, смотрит на меня и помахивает хвостом.

– Кто тебе разрешил за мной бежать? – начал было я ругаться.

Пес лег, виновато посмотрел на меня и опустил голову на лапы.

– Ладно. Уговорил.

Я не стал его прогонять и оказалось, что собака пробежала за мной более десяти километров не случайно. Уже стало темнеть. В луче света фары все чаще стали появляться снежные хлопья. Ветер начал гнать поземку, поменял направление и, усиливаясь, стал дуть с юга.

– Пора срочно возвращаться. Сейчас задует, – сказал я, глядя на Шкалика. – Все, это последняя городушка.

Бросил лопату с топором в пэну (металлическую волокушу), уселся на «Буран» и поехал. Пес побежал впереди снегохода. Ветер усиливался с каждой минутой, подхватывал снег, падающий сверху, срывал пласты с лежащих сугробов, поднимая вверх, разрывал их на части, перемешивая и закручивая, гнал перед собой сплошной стеной. Верхушки деревьев от сильных порывов, как по команде, сгибали стволы. Проносясь с большой скоростью между голых веток, ветер рождал гул и свист.

Выехал на озеро. Наст стал тверже и ровнее, но я не мог увеличить скорость, так как фара снегохода своим лучом уже не могла пробить плотный занавес снега, не помогал и дополнительно включенный фароискатель. Я все чаще стал терять из вида собаку. Приходилось, вглядываясь вперед, высовываться из-за ветрового стекла. Снег больно ударял в лицо, слепил, забивался под капюшон, таял на щеках, стекая маленькими струйками по подбородку и шее, образовывал ледяную корку на груди.

Шкалик вынырнул из темноты с правой стороны от меня. «Начал срабатывать закон сильного ветра», – подумал я. Отворачивая и пряча лицо, машинально поворачивая руль, я уходил с маршрута влево. Сделав поправку на ветер, продолжил движение, но так как сразу же терял из вида собаку, вновь начинал уходить влево. Так повторялось несколько раз, и, когда Шкалик в очередной раз выскочил из пелены снега, совершенно с другой стороны, я остановился.