Николай Николаев - Следователь и Корнеев. Повести и рассказы

– Может быть, Лаптева из Челябинска сюда выдернуть? – спросила Валентина.

Я уже хотел было распрощаться с Валентиной, но, услышав от неё в очередной раз про Лаптева, решил повременить с этим: предложил заглянуть в ближайшее кафе недалеко от общежития Горного университета. Не знаю почему, но вдруг захотелось посидеть с ней здесь. Я любил иногда сюда заглядывать. Сидел в одиночестве за чашкой кофе, поглядывал на симпатичную девушку за барной стойкой. Люди здесь собирались только к вечеру, но девушка всегда находила себе работу и днём. Переставляла товар, вытирала пыль… Вот сюда я и привёл Валентину. Заказал себе кофе, а Валентине бутылку охлаждённого пива, как она пожелала. Слушая её оживлённую речь, я глядел в окно на недостроенную телевышку. Челябинские строители возвели шпиль не меньше, наверное, Эйфелевой башни, но почему-то дело у них дальше не пошло. И башня, пик которой терялся в облаках, постоянно окутывавших город, стал прибежищем экстремалов да самоубийц. Человек пятьдесят уже воспользовались её услугами для своего последнего шага. Смотрелась она в окне, как картина в раме.

Не скрою, порою и меня притягивала земля, когда я смотрел вниз с балкона своего двенадцатого этажа на Юго-Западе. Несколько лет назад, провожая взглядом свою последнюю в жизни сигарету, звёздочкой прокладывавшую мне путь в ночи, я вдруг услышал:

– Отойди от перил!

Мне даже не пришлось оборачиваться. Голос отца, мягкий и несколько приглушённый, я узнал сразу. Он чувствовал свою вину и, думаю, понимал – своим безумным поступком увеличил мои шансы решать жизненные проблемы быстро и разом, если не выстрелом себе в голову, то прыжком с балкона.

Посидев в обществе Валентины ещё минут десять, я понял, что, скорее всего, придётся менять опера. Было понятно, что мысли женщины всё чаще улетают в сферы, далёкие от уголовного дела, далёкие от меня и от Корнеева. Поручив Валентине поиски возможного любовника Корнеевой, я ушёл. Возвращался тем же путём, через Зелёную рощу. Когда проходил мимо заброшенной больницы, краем глаза заметил Корнеева, отделившегося от чернеющей в глубине окна стены и устремившегося следом за мной.

«Редкоземельные металлы… государственные интересы…» – вертелось у меня в голове. В своей работе я сформировал некоторый философский подход к жизни. За годы следственной практики, как у врача покоятся его пациенты на кладбище, в сейфе у меня пылилось уже не одно загубленное, нераскрытое убийство. Прошло то время, когда я не мог уснуть ночью в страхе, что убийство останется тёмным. Да, первая неделя всегда бессонная. Этого требует ритм первоначального этапа расследования по горячим следам. Ну, а затем, найден убийца или нет, работа переходит в рутинную стадию. Следователь смиряется с тем, что он не способен перепрыгнуть через собственную голову. Да и свежие уголовные дела начинают подпирать. Но всякий раз, когда не удавалось раскрыть очередное убийство, я чувствовал, что не дело отправляю навечно пылиться в сейф, а своими руками хороню покойника на кладбище. Ночью приснился сон, в котором на меня падала недостроенная телебашня у общежития Горного университета. Она медленно заваливалась, сгущая надо мной тень. Я бежал прочь изо всех сил и с ужасом начинал понимать, что это катастрофа, масштаб которой начинаешь осознавать только в последние секунды.

Озадачив Валентину поиском возможного любовника Корнеевой, я решил переключиться на отработку новой версии и допросить Берсенёва. Незадолго до убийства он укладывал ламинат в квартире Корнеевых. Почти месяц ламинатчик находился рядом с Корнеевым и мог получить информацию о готовящейся сделке и наличии у Корнеева крупной суммы денег. Поэтому вполне мог оказаться причастным к убийству. Наверное, как писателю, чтобы написать один хороший рассказ, надо написать десять неудачных, так и следователю – выход на нужный след предполагает плутание по десяти ложным. При этом ложный след имеет все признаки верного пути. Тут можно при желании увидеть всё: и преступника в честном человеке с его скрытым интересом, и хитрую, искусную маскировку, и попытки направить следствие по ложному пути. А если немного пережать в своём усердии, то можно получить и явку с повинной. Десять направлений, и по каждому – своя явка с повинной. И каждый раз, когда следователь ступает на этот новый след, сердце его в какой-то момент замирает – а вдруг это есть то самое настоящее! Тот самый единственно верный путь! Как у грибника, разрывающего кочку и уже видящего своим внутренним взглядом под ворохом прелой листвы крепкую грибную шляпку. Или как у азартного игрока, открывающего карту. Самое главное, надо ступить на этот путь и пройти его.

И раньше я уже пытался звонить Берсенёву по номеру сотового телефона, который дала Корнеева. Однако абонент постоянно оказывался недоступен. Наконец в строительной фирме удалось получить информацию о том, что мастер работает в Сысертском районе. Как заверил меня руководитель строительной фирмы, село Никольское всего лишь в часе езды от Екатеринбурга. На своей застоявшейся «Ладе» я до Никольского доехал за сорок минут с ветерком. Благо трасса была отличная. Когда оказался на месте, то почувствовал, что поездка хотя бы в одном своей цели достигла – я от быстрой езды немного воодушевился и, как говорится, воспрял духом, компенсируя некоторое тревожное состояние из-за весьма скромных достижений в расследовании.

Село мне понравилось. Раскинувшееся на старом Челябинском тракте, вдоль необыкновенно красивого озера, оно было населено, судя по всему, умелыми рыбаками. То у одного, то у другого дома можно было увидеть искусно вырезанного из фанеры окуня, леща, щуку. На любой вкус. Это означало, что у хозяев можно при желании разжиться рыбкой. Противоположный берег озера густо порос лесом, источавшим многочисленные чистые, профильтрованные лесным болотом ручейки, которые и питали это озеро. Лес поднимался в живописные синие горы. Здесь, ближе к югу, горы уже не казались дикими, как на севере области, где я был недавно в командировке. Там горы пугали непроходимыми болотами, полусгнившими березами и поваленными соснами. Тут же лес радовал, успокаивал сказочным видом, светлым отражением в озере, уместившим в себе и прозрачное весеннее небо, и голубые горы. Мой следственный опыт, однако, подсказывал, что нередко под светлой озёрной гладью на поверку оказывается губительная болотная ряска. Да я и не собирался здесь открывать купальный сезон. Мне надо было лишь ковырнуть одного человечка, скромного на вид труженика, который вполне может оказаться матёрым убийцей.

Берсенёва я нашёл быстро. Увидев меня, он не удивился, словно давно ждал следователя. Занятия своего плотник, однако, не бросил, продолжал подколачивать свежевыструганную доску.