Александр Гусев - Буквы. Деньги. 2 Пера. Второй сезон

Что превратило счастливого мальчишку в убийцу? Обычного ребёнка из любящей американской семьи. Детство на велосипеде, друзья, пикники на дереве, светлячки в банке. Где и когда зародилось зло?

Её тело не нашли. Девчонки с веснушками. Никто не узнал, что тогда случилось. Тайна осталась на дне нашей памяти.

Я – сердце убийцы. На мне клеймо. Я живу в тени, в вечном полумраке. Я изгой в мире сердец. Они ведь всё знают, эти другие сердца. Читают меня. И оглушают своим молчанием.

Нет мне прощения. Нет даже права на страдание, лишь на вечное раскаяние. Осталось недолго. После такой аварии – максимум пара часов. И покой. Я жду его.

Свет. Слишком много света. Прожекторы. Спасатели. Я не люблю такой резкий свет. От него никуда не спрячешься. Он достаёт тебя из самых глубин.

Спасатели проверяют пульс. Всё кончено, ребята, дайте нам уйти. Вынимают из кармана документы.

– Он донор.

Свет. Снова слишком много света. Операционная. Моё проклятие настигло меня. Мне дадут второй шанс. Я смогу дать второй шанс. Вот той молодой девушке с золотыми волосами. У неё тоже веснушки. Какой злой рок.

38 лет. Каменеть. Кровить. Замирать. Биться. Изнывать. Рваться на части. И вдруг вторая жизнь в новом человеке. Ещё годы и годы мучений, заточения в стенах собственной памяти.

Какая длинная операция. Меня сжимает латексная перчатка врача. Я больше не часть Его тела. Вдруг всё проясняется, выстраивается, тайн больше нет. То, что годами не получалось рассмотреть в нескончаемом потоке вины. Теперь я наконец вижу их, зашитые в нити судьбы части пазла. Фигурки домино.

Первая

Физкультура. Чёртовы прыжки в длину. Никак не удаётся приземлиться у нужной отметки. Отличник, спортсмен. И вдруг такая неудача. Смешки девочек за спиной. Третья попытка. Четвёртая.

Краснолицый учитель теряет терпение:

– Ты что, не можешь допрыгнуть до этой линии?! А ну, давай! Разозлись, чёрт возьми! Разозлись же!

Вспышка. Прыжок. Приземление. Да! Получилось.

Вторая

Комод придавил малютку Мэри. О господи, где же мама?.. Держись, сестричка. Какой тяжёлый. Никак не поднять. Не плачь, маленькая. Куда подевались родители?.. Разозлиться. Нужно просто сильно разозлиться. Очень сильно. Давай же, ну!

Вспышка. Рывок. Удалось. Всё теперь будет хорошо.

Третья

Первый раз. Боже, какой позор. Она же потом всем расскажет в школе. Этот унизительный смех:

– Если у тебя не получается, я пойду домой.

Разозлиться. Сильно разозлиться.

Вспышка…

…

Последняя

Девчонка с веснушками:

– Теперь ты для меня никто, слышишь? Не смей больше никогда прикасаться ко мне. Ненавижу, как же я ненавижу тебя!

Вспышка. Вечное проклятие.

Меня все ещё сжимает латексная перчатка врача. Урони меня, урони же. Отпусти, не дай попасть в новое тело. Молю, отпусти меня! Так много боли. Так много вины. Сколько их было, моментов ярости, и каждый создавал новый. Мне не удалось Его уберечь, удержать, спасти.

Как же часто мы не замечаем крика, молчаливого крика тех, с кем делим жизнь. Не вглядываемся в них, пропускаем тревожные знаки. Остаёмся слепыми, пока не случается непоправимое.

Жить там, где билось другое сердце. Светлое и чистое. Пусть больное. Занимать место, которого недостоин. А девушка на соседнем операционном столе? За что такое ей? Вечное молчание, презрение других сердец. Потому что в её груди теперь буду пульсировать я.

– Соединяем сосуды.

Нужно помешать. Не позволить этой девушке лишиться тепла, тоже жить в тени. Просто не забиться, нужно просто не забиться в её груди.

– Ну же, давай. Запускайся. Ну же. Дефибриллятор! Разряд!

Покой. Покой уже близко. Скоро всё закончится. Я исчезну. Пронзительный длинный звук аппарата. Долгожданный.

– Остановка.

Какой яркий свет! Сколько света! Восход. Лучи солнца заполняют палату. Как он прекрасен! Я так люблю свет!

Женщина с брошкой в седых волосах. Она плачет. Её сердце говорит со мной. Меня любят. Это, наверное, мама. Первой в мире тебя ведь всегда встречает мама.

Почему не слышен плач?.. Младенцы же плачут. Я ведь в теле младенца, как и должно быть? Чистое новое сердце, без шрамов, без памяти. Начало начал.

Нет, странно, но это не тело младенца. Девушка. Я бьюсь в груди девушки с золотыми волосами. И веснушками. Веснушки – это очень красиво.

Так много любви вокруг. Как мне повезло! Меня любят. Я люблю. Это будет прекрасная жизнь.

Елена Калинина @ellen_write

Бабушка снова крадёт святую воду. Соня даже не гадала о причине звонка от отца Еремея. Увидев имя на экране, она сразу поняла, что речь пойдёт о любимой бабуле, эксцентричной чудачке, которая её растила. Девушка огляделась, ища возможность отвертеться от разговора со священником. Телефон бешено затрясся снова. Она смиренно нажала кнопку:

– Здравствуйте, отец Еремей. Как приятно вас слышать! – выпалила она, подумав, что эта ложь обойдётся ей в пару лишних месяцев в чистилище. – Как поживаете?

Но священник сразу приступил к делу:

– Соня, она опять за своё!

– Откуда на этот раз?

– Из купели! Почти всю вычерпала!

Марфа Никитична уже трижды покушалась на купель, точнее на её содержимое, но отец Еремей ловил с поличным и отправлял домой. Батюшка был добрым человеком, спокойным, неторопливым, с отличным чувством юмора.

– Мне так жаль, я прошу за неё прощения, – пробормотала Соня, перебегая дорогу от здания общественного центра, где работала на полставки, к парковке. – Вы же знаете, насколько она… – она замолчала, подбирая слова, чтобы описать бабушку.

– Упряма? – подсказал голос в трубке.

– Да. Но ведь она милая, добрая женщина…

Игнорируя её, батюшка продолжил:

– Невыносима? Суеверна?

– Да, но…

– Ты должна поговорить с ней, дочь моя.

– Обязательно.

– Сегодня, Сонечка, – настойчиво произнес отец Еремей. Похоже, это ещё не всё.

– Вы мне не всё рассказали, верно? – затаив дыхание, она открыла водительскую дверь и застыла в ожидании ответа. Батюшка помедлил, но всё же признался:

– Твою бабушку арестовали! – быстро выпалил священник.

Соня плюхнулась на сиденье. Ноги больше не держали её.

– Вы что, заявили на неё? – прошептала она еле слышно.

– Что ты! Конечно, нет! Но её поймала Авдотья Трофимовна, когда она везла в тачке свою добычу, и вызвала участкового… – оправдывался бедняга.

«Ууу, мегера злобная!» – подумала девушка.

– Отец Еремей, так ведь об их вражде весь посёлок знает! Зачем же Петрович…

– Да не Петрович. К нам из города нового участкового прислали. Вот и увёз её новичок. Для разбирательства, – смущённо произнёс батюшка. – Я пытался ему объяснить, но Марфа… Она на Авдотью-то тачкой наехала да синяк ей под глазом поставила.