Нина Романова - Главный врач

Из-за границы приехала дочь Ляля, и они с матерью проводили часы, разбирая фотографии, перечитывая путевые дневники, которые Аркадий вёл во всех поездках и сидя на даче в отпуске, когда, как он говорил, путешествовала его душа.

Неожиданным оказалось количество телеграмм, венков и представителей, прибывавших на похороны со всех концов страны. Людмила, погружённая в свою работу, никогда не представляла масштаба того, чем занимался муж. Она знала, что Кунцев – успешный конструктор, что все его труды признаны, зарегистрированы и у него есть Имя. Но почему-то никогда не слышала, что им написано несколько учебников, по которым учится плеяда инженеров, не знала, сколько людей, успешных в своей профессиональной деятельности, считают её Аркашу наставником.

Принимая соболезнования, выслушивая речи, отвечая на звонки, Людмила вдруг открыла для себя, что понятия не имела, чем жил её муж. Придя с работы, она торопилась рассказать про свой день, свою клинику, свои заботы и радости. Он был превосходным слушателем и безупречным советчиком. Аркадий тонко чувствовал людей и мог подсказать выход, о котором Людмила сама никогда бы не догадалась. И вдруг оказалось, что она не догадывалась о гораздо большем – она была частью его жизни, может быть, самой важной, но не единственной!

Он жил её заботами, её интересами. А что она? Люся пыталась вспомнить, когда в последний раз спрашивала мужа о работе, о Его работе. В последний? А не в последний? С тех пор как Ляля выросла и уже не нужно было кому-то оставаться с ней дома, Людмила перестала интересоваться расписанием супруга. Иногда, задержавшись в клинике допоздна, по возвращении домой она обнаруживала записку: «Вернусь через пару дней. Ужин в холодильнике. Папа Сверчок».

Папа Сверчок… Сердце больно сжалось, но слёз больше не было – за эти дни выплакала их все. Сначала она рыдала от отчаянья, проклиная недуг, забравший у неё родного человека. Потом отчаянье сменилось обидой на Аркадия за то, что вот сейчас, когда, наконец, можно начать жить для себя, друг для друга, он предал её, оставил одну, лишив такой необходимой ей компании. Позже ушла и обида, в сердце поселился страх от осознания того, что счастье и радость – в прошлом, ничего уже нельзя изменить, а столько бы хотелось пережить заново!

И наконец, когда отступило всё, сердце раскололо чувство вины за то, как мало она ценила его, как мало знала и мало любила. Отсутствие слёз выжигало глаза, а сердце останавливалось от мысли: «Он не был счастлив со мной!»

Эта фраза преследовала её и не давала покоя. После похорон Людмила не хотела выходить на работу, стала избегать людей. Проводив дочь, заперлась дома, снова и снова перебирая каждую тетрадку, каждый листок, исписанный почерком родного человека.

Клиника со всеми проблемами свалилась на Тёткина. Обзаведясь целой командой нянь, он дневал и ночевал в кабинете, пока входил в курс дела, но в конце концов начал осваиваться в роли главного врача, хотя номинально оставался замом.

Труднее всего давалось общение с давно работающими сотрудниками, которые не хотели признавать в нём начальника.

– Мальчишка! – восклицала давно уже пенсионного возраста врач-окулист Нэлли Генриховна, захлопывая за собой дверь в кабинет, где Марку во время бесед с подчинёнными приходилось их не только хвалить.

– Нинуля, мне уже полтинник, а она называет меня мальчишкой! – растерянно глядя на подругу, сокрушался Тёткин.

– Не обращай внимания, – уговаривала его Нина, – это возраст. Мы все там будем.

– Я удивляюсь, – не мог успокоиться Марк, – Людмила Борисовна ведь нас года на три всего старше…

– На шесть, – уточнила Лето.

– Да ты что?! Никогда бы не догадался! – поразился он. – Ну даже если на шесть, как ей удавалось поддерживать свой авторитет с докторами?

– Не забывай, она принимала их на работу, когда открывалась клиника. Многих вытаскивала из районных поликлиник, где они сидели без денег и перспектив, а потому была для всех не просто начальником, а благодетельницей.

– Это так, – соглашался Марк. – Ну и как мне быть?

– Терпи и работай, – улыбнулась Нина. – Нужно что-то сделать для людей, прежде чем ожидать от них уважения. Зарабатывай авторитет потом и кровью, а я принесу тебе перекусить.

Помимо трудностей с врачами у Марка возникли проблемы, о которых он даже не подозревал. С приближением холодов здание нужно было готовить к отопительному сезону, а к вопросам опрессовки труб, проверки котлов и прочей технической неразберихе Тёткин оказался не готов. Не подумав об этом заблаговременно, теперь непросто было найти хороших исполнительных работников, которые бы могли быстро и качественно сделать всё необходимое. Подобные хозяйственные заботы стали для него настолько новым и неизвестным доселе испытанием, что Марк мечтал свалить эту немедицинскую волокиту на кого-то другого.

Антонов заглянул в кабинет, как всегда, без стука.

– Как заведуется? – спросил он, просунув голову в приоткрытую дверь.

Это было ещё одной проблемой: все доктора-ровесники относились к назначению Тёткина несерьёзно, а от того вместо помощи отделывались шутками.

– Юра, у тебя есть хороший водопроводчик? – спросил Марк.

– Есть, но у него деменция, и вряд ли он помнит, как пользоваться разводным ключом.

– Я спрашиваю, есть ли у тебя ХОРОШИЙ! – повторил Тёткин.

– А он хороший, просто уже старый, – смеясь, ответил Антонов.

Марк махнул на приятеля рукой.

– Чего пришёл?

– В следующем месяце интересная конференция намечается, отпустишь? Главный с серьёзным видом посмотрел на товарища:

– Пиши заявление, оставь у секретаря.

– Тёткинсон, кончай бюрократию, скажи – отпустишь или нет?

Тёткин схватился за голову:

– Нет, ты не понимаешь! Это же не мой личный бизнес, не мой карман, Юра! Мне нужно знать, где твоя конференция, во что обойдётся поездка, хочет ли ещё кто-то поехать. Ты даже не представляешь, сколько всяких вопросов надо рассмотреть, прежде чем сказать «да» или «нет».

– Тёткинсон, ты, главное, не переживай, – успокоил его Антонов. – Если тебе так трудно на неделю остаться без меня…

Марк схватил лист бумаги, лежащий перед ним на столе, скомкал и швырнул в сторону друга. Тот, смеясь, захлопнул дверь в кабинет.

Наташа, секретарь главного врача, с интересом наблюдала за происходящим.

– Юрий Евгениевич, я могу вам чем-то помочь? – спросила она.

– Мне нужен бланк-заявление на участие в конференции.

Девушка достала папку, выудила оттуда лист бумаги и протянула доктору.

– Вот, пожалуйста, – сказала она и, поколебавшись, добавила: – У нас до конца года всё расписано, уже принимаются заявки на следующий.

Антонов потёр лоб.