Лариса Агафонова - Надо только выучиться ждать

– Мам, ну посмотри, какой Никитка красавец, а Нинка?.. Ну зачем я только её родила? Сделала бы аборт, и дело с концом! – не стесняясь дочери, возмущалась Алёна.

– Как только язык у тебя не отсохнет такое говорить? Ты ж мать, а не мачеха. За что ребёнка обижаешь? Её, что ли, вина, что мать-дура на деньги повелась да родила бог знает от кого?

Алёна только отмахивалась, не в силах справиться со своей нелюбовью и равнодушием к дочке. Сыном она гордилась, таскала его с собой к подружкам, демонстрировала знакомым, даже в поликлинику с ним ходила сама. У Никитки всегда были яркие шапочки и курточки, а Нине покупалась одежда неброских цветов, чтобы «не привлекать внимания» и «не ловить на себе сочувственные взгляды», как говорила Алёна.

Маленькая, худенькая, с острыми коленками и лопатками, торчащими ушками, неровными зубами, лет с шести Нина всегда старалась съёжиться и стать незаметной, чтобы не раздражать мамочку, которую девочка одновременно и любила, и боялась, – неизвестно, что больше. «Не лезь», «не тронь», «отстань», «не мешай» – этими окриками, как правило, сопровождались любые Нинины попытки стать ближе к матери. И девочка, осознав к первому классу, что мама её стыдится, перестала требовать внимания, но, как ни странно, не замкнулась и не превратилась в угрюмого, нелюдимого ребёнка. Она словно нарастила невидимую броню, защитившись от жестокости окружающего мира. Нина придумала, что прячется в стеклянный кокон, в котором можно затаиться, заслышав насмешки или колкости. «Я в стеклянном домике, он очень-очень крепкий и непрозрачный изнутри, – фантазировала девочка, – я всех вижу, а меня никто не видит, всё плохое разбивается о мой домик и отлетает назад, в тех, кто меня обижает». Такую своеобразную мантру Нина повторяла в минуты отчаяния.

Она скоро поняла, что именно дети могут обидеть больнее, чем взрослые, они бьют так, что душевные раны долго не затягиваются. Нина не озлобилась, она просто перестала пускать в душу тех, кто пытался её обидеть. Чего ей это стоило, не знал никто, кроме любимой бабули. Только с бабушкой Нина делилась переживаниями, обидами, у неё на коленях прятала залитое слезами лицо и рыдала взахлёб после очередного унижения. И лишь с бабой Катей Нина становилась самой собой: ласковой девочкой, доброй и открытой, всегда готовой помочь и поделиться всем, что у неё есть.

Во втором классе у Нины появилась подруга Аня. Девочка осталась на второй год из-за болезни. Первого сентября её привела в Нинин класс чужая учительница, поставила у доски и отвлеклась разговором с классной руководительницей. Новенькая стояла посреди класса, худенькая, стриженная под мальчишку, с нелепо огромным для её тщедушного тельца портфелем, а новоиспечённые второклашки уже нашли для себя жертву и, показывая на неё пальцем, хихикали исподтишка. На глазах новенькой появились слёзы, и Нина, сама от себя не ожидая такой решимости, встала с места и потянула девочку за руку. В это время учительница, которая и привела новенькую, спохватилась, услышав звонок на урок, скомкано представила девочку:

– Это Аня Симакина, она осталась на второй год, потому что долго болела. Теперь она будет учиться с вами, – и убежала.

– Второгодница!

– Больная!

– Вшивая, – детские выкрики заглушали голос учительницы, пытавшейся перекричать своих подопечных.

Новенькая девочка съёжилась на своём стуле, пытаясь сделаться незаметной, пряча глаза с готовыми пролиться слезами.

– Тихо! Ребята, замолчите! – учительнице удалось, наконец, восстановить тишину. – Ане сделали операцию, удалили опухоль. Ей нужно помочь, а вы ведёте себя как дикари, попавшие в приличное общество. Вам должно быть совестно за своё поведение!

Дети пристыженно замолчали, а Нина погладила новенькую по спине и громко сказала:

– Я буду помогать Ане и никому не разрешу её обижать!

Новенькая удивлённо подняла голову, повернулась к Нине и робко, сквозь слёзы улыбнулась. С того самого дня у Нины появилась подружка, настоящая и верная. А Нина перестала прятаться, смущаться и бояться, что её обидят, обзовут или посмеются над её внешностью. Их стало двое, а это уже сила.

Аня, несмотря на кажущуюся хрупкость и беззащитность, оказалась бойцом. Она перенесла две тяжёлые операции, химиотерапию и облучение. Болезнь отступила, прогноз врачей был благоприятный, но девочке предстояла долгая реабилитация. Из-за болезни она пропустила почти весь школьный год и вынуждена была прийти учиться в Нинин класс. Физически она была ещё слаба, но силы духа, как выяснилось, девочке было не занимать. Враждебность, проявленная ребятами в первый день, быстро прошла. Задетые словами учительницы и удивлённые тем фактом, что маленькая непопулярная Нина встала на защиту незнакомой девчонки, одноклассники приняли новенькую и даже немного зауважали тихую, незаметную Нину.

С тех пор Нина и Аня больше не расставались. Вплоть до девятого класса они просидели за одной партой, вместе ходили в школу. Аня жила в соседнем доме, и чаще всего Нина заходила за вечно опаздывающей подружкой по утрам. Вдвоём они возвращались домой, иногда делали уроки у Ани дома. У Нины им мешал Никита, он жил с матерью, но частенько оставался у бабы Кати и не давал покоя подружкам: вертелся под ногами, подслушивал девичьи тайны, влезал в разговоры. У Ани же было спокойно: мама целый день на работе, младших братьев или сестёр у неё не было, и девчонки были предоставлены сами себе.

Анина мама, Наталья, очень обрадовалась, что у дочки появилась подружка. После болезни Анюта замкнулась и только в больнице, в детском отделении, где у всех были схожие проблемы, становилась сама собой – бойкой и открытой, фонтанирующей идеями. С остальными же детьми превращалась в ёжика, легкоранимого и скрытного. После химиотерапии у Анюты плохо росли волосы, а рыженькие ресницы и редкие бровки, только-только появившиеся на худеньком личике, заставляли девочку смущаться и съёживаться в ожидании насмешки. Нина научила новую подружку не обращать на издёвки внимания. Ей и только ей рассказала Нина о тайном стеклянном коконе, в который она пряталась всякий раз от жестокости одноклассников. Кому как не Нине было знать, каково это – слышать гадости в адрес собственной внешности, идти сквозь строй измывающихся мальчишек и девчонок. И как с честью выходить из подобных ситуаций, не расплакавшись на людях. Оказалось, правда, что вдвоём уже не нужно так часто прятаться, – можно обороняться, отвечать на гадкие выпады и иногда побеждать!

Аня, в свою очередь, научила подружку заплетать сложные косички, подбирать подходящую причёску, ходить не сутулясь. Да что там! Она научила Нину жить по-другому – в мире, где есть подружка, к которой можно прийти с любой радостью или бедой. Нине, лишённой материнской любви, казалось, что она заново родилась на свет. Ведь рядом теперь был человечек, любящий её. А ведь, кроме бабули (ну и немного Никитки), она никому никогда не была нужна. У Анютки дома Нина оттаивала, мама подружки, тётя Наташа, приняла её как родную. Папы у Анютки так же, как и у Нины, не было. Вернее, как, задорно смеясь, говорила сама Аня, «он, конечно, теоретически был, вон я какая рыжая да конопатая в него уродилась, мама-то у меня тёмненькая, смуглая. Но я его никогда не видела. Да он мне и ни к чему. Раз бросил маму, значит, и мне не нужен».