Лев Портной - Меньше единицы, больше девяти

– Зачем же? – хмыкнул Хвостов. – Я других девчонок позвал.

– Орёл! – с уважением сказал Акулов. – Но мне всё равно нужно пораньше свалить.

Показав жестом, что возражений не примет, Акулов выскочил из кабинета. Вспомнив о том, что хотел уточнить у коллеги, Дима задержался, приоткрыл дверь, просунул голову внутрь и спросил:

– Кстати, у тебя балкон есть?

– Есть, а что? – удивился Хвостов.

– Так шашлык лучше ж на улице жарить, – рассмеялся Акулов и закрыл за собой дверь окончательно.

– К шести жду! – крикнул Хвостов. – Какой шашлык? На балконе нельзя жарить.

Последние слова расслышала разве что полуголая мулатка с кривой саблей, восседавшая верхом на белой лошади. Календарь на 1990 год с картиной Бориса Валеджио ещё в январе пришпилила кнопками Жанна, секретарша управляющего.

Бытует расхожее мнение, что в девяностые годы прошлого столетия, сразу же вслед за распадом Советского Союза, началась грабительская приватизация. При мысли о ней гнев обделённых граждан обычно направляется против участников залоговых аукционов. По их итогам в конце 1995 года в частные руки перешла дюжина самых лакомых нефтяных, металлургических и транспортных предприятий России. Со списком оных может ознакомиться любой, кто знает, что такое глобальная сеть и Википедия в частности.

С тех пор пролетело несколько десятилетий, но нет-нет, а раздаются голоса, призывающие пересмотреть итоги залоговых аукционов. Ревизионисты наивно верят, а скорее дурят головы гражданам верой в возможность восстановления справедливости.

Сделаем на минуточку фантастическое допущение, что результаты залоговых аукционов можно отменить. Но где же тут справедливость? А как же приватизация других предприятий? Завода резиновых изделий, где работала моя бабушка. Газетного киоска, с незапамятных времён стоявшего у автобусной остановки. Разве справедливо, что их тоже кто-то присвоил? И всё ли там с точки зрения закона прошло безупречно?

Словом, странно, что иные наши граждане говорят о несправедливых залоговых аукционах, а всю остальную приватизацию оставляют за скобками.

Но нас сейчас, здесь, на страницах этой книги, больше интересует тот удивительный факт, что никто не помнит или не вспоминает о том, что в действительности приватизация началась и шла полным ходом ещё до распада Советского Союза.

Положа руку на сердце, назвать её безупречной и справедливой – ну никак не назовёшь. Однако же прошла она как-то тихо, не породив праведного гнева и даже следа в народной памяти не оставив.

Полагаем, в данном случае у людской забывчивости есть две причины. Во-первых, в те времена гласность хотя и была одной из ключевых горбачёвских реформ, однако же четвёртая власть ещё не набрала достаточной силы. А может, дело было куда прозаичнее: попросту не было заказчиков громких разоблачений.

Вторая же причина заключается в том, что та приватизация выглядела деятельностью горячо любимых Политбюро ЦК КПСС и Совета министров СССР, а не проделками рыжего Чубайса, Гайдара, посрамившего память о деде, и немца Коха. Да и бенефициарами приватизации становились не Абрамовичи, Фридманы и подозрительные Прохоровы, а те, кто надо, те и становились владельцами строительно-монтажных управлений, универсамов, автоколонн и прочая, и прочая.

А кто же они – те, кто надо? Да те, кому посчастливилось – кому заслуженно, а кому по воле слепого случая – оказаться во главе предприятия. Акции распределялись между сотрудниками в соответствии с коэффициентом трудового участия, как премии. Большинство и воспринимали получение в собственность акций и паёв как нечто вроде поощрения за работу, ту же премию. Немногие отдавали себе отчёт в том, что речь идёт о собственности, о том, кто отныне будет владеть предприятием, распоряжаться его имуществом и судьбами работников.

Те, кто оказались у руля, позаботились о том, чтобы личные коэффициенты трудового участия превратили их из вчерашних советских директоров в контролирующих собственников газет, заводов и пароходов – тут уж как кому повезло.

1990 год, когда начинается наше повествование, стал годом приватизации советских банков. Совет Министров СССР принял постановление, в соответствии с которым Промстройбанк СССР, Жилсоцбанк СССР и Агропромбанк СССР превращались в коммерческие банки. В ходе этих перемен региональные подразделения банков, да и простые отделения имели право объявить о преобразовании в самостоятельные банки.

Глава Жилсоцбанка СССР рассчитывал создать на базе подопечного банка гигантский коммерческий банк, но его подчинённые решили иначе. Трое начальников региональных управлений демонстративно покинули совещание, на котором глава Жилсоцбанка СССР рисовал светлое капиталистическое будущее. Бунтари основали собственные коммерческие банки на базе управлений, которыми руководили. Так, в апреле 1990 года превратились: Московское областное управление Жилсоцбанка СССР со всей сетью подмосковных отделений – в «Уникомбанк»; Ленинградское областное управление Жилсоцбанка СССР – в «Ленбанк», позднее переименованный в банк «Санкт-Петербург»; Калининское областное управление Жилсоцбанка СССР – в «Тверьуниверсалбанк».

На базе Московского областного управления Агропромбанка СССР образовался банк «Возрождение».

Уходили в самостоятельное плавание не только управления с входящими в их состав отделениями, но и сами отделения. Например, Дзержинское отделение Жилсоцбанка СССР в Москве преобразовалось в самостоятельный «Бизнес-банк». Мытищинское отделение Промстройбанка СССР стало «Мытищинским коммерческим банком». А иные отделения переходили под крылышки конкурентов. Например, Норильское отделение Промстройбанка СССР превратилось в Норильский филиал «Уникомбанка», созданного на базе далёкого от Норильска Московского областного управления Жилсоцбанка СССР. Попутно «Норильский никель» как клиент перешёл в «Уникомбанк».

Московское городское управление Промстройбанка СССР, в подчинении которого и находилось Кировское отделение, где трудились Акулов и Хвостов, готовилось к преобразованию в Московский индустриальный банк. Реорганизацию планировали произвести в ноябре 1990 года.

Революционные изменения в банковской системе будоражили воображение Дмитрия Акулова. С досадой думал он о том, что опоздал родиться и не успел сделать карьеру, позволявшую принять серьёзное участие в дележе. За два года после института в лучшем случае он мог бы дорасти до заместителя управляющего. На эту должность рассчитывал его коллега Александр Хвостов и крайне расстроился, когда пришлось довольствоваться повышением всего лишь до начальника отдела. Акулов же понимал, что хотя слон и больше в тысячу раз хомяка, но, как и хомяк, никогда не дотянется до звёзд.