Сергей Прокопьев - Сон Пресвятой Богородицы

«Выехала за криулину, – рассказывала мама, – там ещё страшнее. Волн по верху нет, рябь, вода прозрачная, но бурлит всё, крутит. В такое варево на узком батике угодишь – обязательно перевернёшься».

Маремия, цепляясь за тальник, стала спускаться вниз по течению, в надежде найти более спокойное место. Молитву беспрестанно читает:

«Спала еси Пресвятая Дева Мария в городе Иерусалиме у истина Христа на престоле, и приди к ней Исус Христос, и рече Пресвятая Богородица: о Чадо мое милое, спала я на сем месте и видела сон чуден и страшен: видела Петра в Риме, Павла в доме Симона, а Тебя, моего Сына Исуса Христа, видела в городе Иерусалиме у жидов пойман, вельми поруган, и биши Тебя жиди, в лице Твое святое плеваше, и к Понтийстему Пилату на суд поведоша, и осудил Тебя Пилат на казнь, и казнили Тебя на горе Голгофе, на трех древах, на кедре, певге и кипарисе, руци и нози Твои ко кресту пригвоздиша, на главу Твою святую надели тернов венок, напоиши Тя оцтом, копием прободаша ребро Твое, а из него истечет кровь и вода за спасение всего человечества, а я, Мате Твоя, у креста стояла с возлюбленным учеником Твоим Иоанном Богословом и вельми плакала и рыдала, и речешь Ты Мне со креста: о Мати Моя, не плачь, Я со креста снят буду и во гроб положен, и на третий день Я воскресну и вознесусь на небо с ангелами Херувимами и Серафимами, а тебе, Мати Моя, прославлю. И речет ей Исус Христос: о Мати Моя, сон Твой не ложен, словеса твои паче меда устам Моим. Слава Отцу и Сыну и Святому духу. Аминь». Потом читала Маремия: «Господи Исусе Христе Сыне Божий, помилуй мя». И снова «Сон Пресвятой Богородицы».

Творила молитву и, цепляясь за тальник, плыла вдоль всей деревни, что была на противоположном берегу. Достигла нижнего её края, места, с которого бабонькин дом как на ладони видно. В пять минут бы долетела через реку, кабы не волны. Ходуном ходят, и думать страшно в такую погибель направить батик.

«Спала еси Пресвятая Дева Мария в городе Иерусалиме у истина Христа…» – Маремия беспрестанно молитву читает…

И вдруг смотрит… Сколько бы ни рассказывала потом, как доходила до этого места, мурашки по коже… Поперёк взбесившейся реки дорога пролегла. Слева и справа волны, а полоса шириной, как зимой санный путь, только рябью мелкой покрыта. От берега до берега протянулась чудесная дорожка. Маремия упёрлась в дно веслом, отпихнулась со всей силы и, не помня как, промчалась по тихой воде. Нос батика ткнулся в родной берег, в этот момент волна как ударит, захлестнула батик, ведёрко с ягодой перевернулось. Маремия глянула за спину: дорогу, только что лежавшую перед батиком, захлопнуло, как и в помине не было, река волнами пенными ярится.

Перебежала с кормы на нос, цепь схватила, на плотик прыгнула. Плотик – мостки, чтобы воду на полив брать, бельё полоскать… Два больших тележных колеса на оси, к которой три широких доски прибиты. Бесколёсый конец плотика на берегу закреплён. Обмелела река – плотик к воде пододвинут, прибыла вода – в другую сторону переместят. Рядом с плотиком кол с кольцом вбит – батик привязывать…

Маремия цепь на кол намотала, боярку со дна лодки в ведёрко собрала, весло подхватила и на гору домой. Гора высокая, тридцать восемь ступенек. Во двор заскочила, корова в пригоне стоит, бабонька навстречу внучке: «Где была?» Рассказала Маремия о чудесной дорожке. «Это тебе Никола и Богородица дорожку сделали и перенесли, – сказала бабонька. – Я ведь их просила».

Бабонька, как увидела волны на реке, начала молиться: «Святитель Христов Никола, спаси рабу Божью девицу Маремию принеси её домой целу и невредиму». И к Богородице: «Матушка Пресвятая Богородица, спаси рабу Божью Маремию девицу, принеси её домой целу и невредиму».

Кто из них двоих вымолил дорожку?..

«Бабонька неграмотная была, – рассказывала мама, – она от своей матери приняла молитвы и мне передала».

Мать любила вспоминать бабоньку, голос обязательно теплел: «Никто так за меня не молился, как бабонька. На каждый мой шаг. Куда идти, одной или с подружками, прошу: «Бабонька, благослови». “Бог, – скажет, – благословит, айдате со Христом”. И бегу довольнёхонькая».

***

Читали часы. Читала девушка, почти девчонка, в белом платочке, ладненькая, с румянцем на щеках. Читала без нередко присутствующей на службах скороговорки, чуть нараспев: «…Боже, услыши молитву мою, внуши глаголы уст моих. Яко чуждии воссташа на мя, и крепцыи взыскаша душу мою, и не предложиша Бога пред тобою…» Звонкий молодой голос выпевал древнюю молитву. Её словам внимали прихожане, иконы, стены храма…

Беременная женщина слушала, наклонив голову, губы шевелились – повторяла про себя псалом. Дочь стояла рядом с матерью и смотрела на чтицу, сын отошёл к аналою. Был он в синих джинсиках, лёгкой цвета морской волны курточке, чёрных кроссовочках. Русые волосы аккуратно, даже стильно пострижены под горшочек. Видно, стригла мама, как руки подсказали, спереди они слишком коротко взяли, от чего волосики торчали. Мальчишечка постоял у аналоя, разглядывая светлый покров, потрогал ткань ладошкой, потом посмотрел на маму… Убрал руку…

Ксения, спрашивая себя: «Почему мать не приучала к молитве?» – тут же возражала: «А был бы толк?» И снова задавалась вопросом: «Неужели совсем никакого, начни в раннем возрасте…»

«Как я замуж вышла и родила Танечку, – рассказала мама, – совсем сделалась мирской. Закрутила суета-маета, утром поднимусь, три поклона не положу… Потом родилась Леночка… Только когда тебя родила и жить вконец невмоготу сделалось, опять начала к Богу поворачиваться».

Мама в своём довоенном детстве отказалась идти в пионеры. Отрубила в школе: «Бабонька не разрешает галстук надевать, клеймо антихристово». Крамольное заявление, как ни странно, не вызвало карающих последствий. Может, на заре советской власти в деревне, наполовину старообрядческой, со снисхождением относились к нововведениям идеологическим? Потому санкций к ребёнку за политический выпад не применили. Своим детям Маремия ни слова не говорила о «бесовской повязке», о силе молитвы, о смертных грехах… Попробуй бы она, Ксения, в школе заявить про «клеймо антихристово»…

У беременной женщины был с собой складной стульчик, она опустилась на него, давая отдохнуть ногам. Мальчишечка – до этого он, подперев голову руками, сидел на корточках у колонны – поднялся, подошёл к матери и полез на колени. С животом женщине было неудобно держать сына… Но он умостился. Всё молча. «Понимает, – подумала Ксения, – где находится».

***

Первый раз Ксения изменила мужу, когда того призвали в армию. Проводила Петра в солдаты на два года, но и полугода разлуки не выдержала, схватила дочку-малышку в охапку и сорвалась к мужу под Новосибирск. За пару месяцев до этого решительного шага вынырнул из небытия Коленька Семёнов, первый её мальчик-мужчина, классом старше учился. Года два не виделись, тут столкнулись в сумерках на улице. Коленька бурно обнял, притиснул к груди, назвал, как раньше: «Ксюся!» – и поплыло у женщины перед глазами. На душе было так одиноко, так не хватало тепла, ласки. Дома через день да каждый день ругань родителей… Под разными предлогами оставляя дочь на мать, несколько раз бегала к Коленьке… Потом поехала к мужу, пусть он в казарме, зато рядом. Устроилась работать в госпиталь при военном городке, дали квартирку. На площадке, дверь напротив, жил обаятельный хирург из Харькова – Лёня Кошелев. Как-то Ксения загрипповала, температура под сорок. Лёня заботливо потчевал лекарствами, дочери Ксении Катюшке кашу варил, кормил малышку да и маму её. Жена Лёни надменная Лариса смотрела на это снисходительно. Когда она отбыла в Харьков к родителям, Лёня стал поздними вечерами захаживать к Ксении. Или она к нему тайком ныряла. Лёню перевели в Тюмень, его интимную роль стал играть сверкающий новенькими погонами лейтенант-первогодок, что жил этажом ниже…