Владимир Ситников - Брусника созревает к осени

– Надо тебе, Канин, в академию художеств идти.

А я вместо этого в сапожники пошёл, потому что кормить стариков надо было. А потом женился ещё. Тоже забота.

– Изо всех сил ждали Победу. Придёт она, и случится избавление от бед и нужды, наступит неимоверное счастье. Пришла в дождливый день. Ревели и радовались. Вроде полная радость, а от сапожной лапы никуда я не ускакал. Мужик на деревяшке – не пахарь, не танцор, аккурат обутки шить, раз просто безногий, а не куцелапый.

Люди в войну пообносились, ходили в башмаках на деревянном ходу, в туфлях тоже на деревяшках – танкетками звали.

Народ валом валил ко мне. Хотелось новенькое, кожаное поносить. Я своё дело знаю, на колодки кожу натягиваю, подошвы деревянными гвоздями пришпандориваю, анекдоты травлю. Ко мне очередь и с кирзачами, и хромачами, а иные завёртывают просто посмолить самосад да меня послушать. Всё затоптано, окурками завалено, как на вокзале, а мне весело. Дымно, правда, как в газовой камере, а мне хорошо. Ребята-фронтовики заглядывают. Пришлось гармонь в руки взять. В общем, как в стихе всё было: «Наша Родина прекрасна и цветёт, как маков цвет. Окромя явления счастья, никаких явлений нет».

Стены тогда газетами оклеивали. И надо же, как подфартило. Рядом портрет товарища Сталина из газеты «Правда» оказался. А я шилья для удобства в стену втыкал. Иной раз и товарищу Сталину доставалось. Думаю – ничего страшного, он сам сын сапожника, понимать должен. Извиняюсь, конечно, прости, мол, товарищ Сталин, вождь народов, но шило само так угодило. Мне бы заклеить портрет-то, и вся недолга, да не дотункал: колю и колю вождя – то в руку, то в плечо.

Узрел это один чмырь в белых бурках, в кожане на меху, накатал про мои проделки телегу, куда следует: «Враждебное отношение к товарищу Сталину, выразившееся…» Пришли люди с кобурами, убедились в моём непочтении и отправили к другому вождю – товарищу Лаврентию Павловичу Берии, то есть в лагерь. А там безногим делать нечего. Иные Бога молили: пошли увечье, чтоб не робить. Безногие лес рубить не могут. В расход пустить – не тот пункт в статье. А баланду хлебать даром не положено.

О Берии дед Герасим говорил тоже с почтением:

– По-моему, на него даже мухи боялись садиться. А зеки все работали с жаром и в лесу, и в шарашках. У Лаврентия Павловича и безрукий начинал шить. А у меня две руки, так что опять досталось сапоги мастачить. Там начальство тоже ходило в белых бурках да хромочах, страсть как любило модельную обувь со скрипом. А скрип такой – отдирай – присохло. Под скрип, видать, и настроение у начальства поднималось. Сразу заметно: не какой-нибудь простой идёт, а фигура в бурках.

Всенародная трагедия случилась 5 марта в 1953-м, преставился вождь народов, которого по лагерям звали просто «ус», вот я и дома оказался. Старики отец-мать меня не дождались и жена – тоже. Тяжко им из-за меня пришлось. Родственники врага народа. Клеймили позором многие. А Нюрке пять годов. Наставлял на ум, кормил, вырастил, а потом этот балбес по имени Кирилл появился, двоечник несчастный. С ним вот вожусь. А он мне помогает. Сноровистый, сообразительный растёт, но хитрован ушлый. Хитрее меня раз в пять.

– Короче, дед. Верни про двойки слова обратно, – прикрикнул Кирка.

– Умной, умной, спасу нет.

Под свои бывальщины за два дня подвёл мастер черновой пол, настелил чистовой, пообещал, что теперь будет тепло и сухо. Денег нисколько не взял, хотя Ольга Семёновна совала сложенные вчетверо четыре десятки.

– Славка друг Кирки. С друзей деньги не берём, – отрезал Герасим, но пообедал с удовольствием. Сухомятка дома надоела.

– Так давайте я хоть у вас приберусь, выстираю,– заикнулась Ольга Семёновна. – Или пол вымою.

– А Нюрка на что? У тебя, Семёновна, и так уборки невпроворот. Зови, коли чего надо, – и, забрав свои клинья, дед с внуком ушли.

С тех пор Герасим Савельевич стал для Ольги Семёновны главным авторитетом. Белая, как кипень, голова его вызывала умиление и почтение. Умник да рукодельник. Она кланялась ему издали, даже через дорогу, о здоровье справлялась и благодарила за ремонт пола. Теперь, казалось ей, никакая зима им не страшна.

И Кирка – Канин Нос постоянно отирался около казармы, будто бы к Славке завёртывал футбол попинать. А когда появилась в Дергачах Катерина Первозванова, все они стали друзьями – не разлей водой. Да и Верочка Сенникова не отставала. Тоже с ними была.

Кирка теперь сюда притаскивал всякие маманины гостинцы, привезённые из Москвы или с юга. Иногда звали они Витю Логинова, но его мама Клара бдительно следила за сыном и, открыв форточку, звала домой:

– Витенька, заниматься.

И неслась на улицу заунывная мелодия.

– Не игра. Короче – зубная боль, – цыкая зубом, оценивал скрипичную музыку Кирка – Канин Нос.

К тому времени люди вроде забыли о Киркиных воровских проделках. Да и Мишки Ворожейкина нет.

Когда дед Герасим начинал пояснять, что живёт он в доме номер два и внук у него двоечник, теперь Кирка вставлял:

– Короче, дед: дом-то у тебя номер три. Забыл что ли?

Славка не задумывался, кем он станет, когда вырастет. Ведь до взрослых лет ещё так далеко. А вот его одноклассник и сосед из «казармы» Витя Логинов уже давно точно определил себе будущее. Скрипач. Закинув за спину, словно ружьё, свою скрипку в футляре, он пилил на велосипеде два раза в неделю в Медуницкую музыкальную школу. И конечно, всё у него было ясно. Правда, изводил он своей игрой соседей по «казарме». Видно, самому Вите нравились занудливые звуки, а остальные воспринимали это как наказание. Терпели в надежде, что когда-то это кончится, завершится учёба в музыкалке, и уедет Витя куда-нибудь совершенствовать свой смычок.

Витя был мальчик воспитанный. Всем говорил: «здравствуйте», «извините» и даже «пожалуйста». Это мамочка Клара Викторовна с пелёнок учила вежливости. Клара Викторовна тряслась над сыночком. На работе сослуживцам говорила только о нём. Сочинения домашние писала для него, рылась в книгах, когда давали Вите задание подготовить сообщение по истории или географии. Кажется, готова была за Витю прыгать и бегать на физкультуре. Лишь бы Вите было хорошо. Конечно, только артистом, музыкантом должен был стать Витя Логинов.

Кирка определённой цели не имел, но практично заявил:

– До армии покантуюсь, а там видно будет. Может, в военное училище пойду, маршалом стану, а может запевалой, у меня глотка во, – и орал: «Мама, я доктора люблю».

– Вот это здорово,– восхищался Славка.

Верочка – Фарфоровая куколка тоже была учтивая и вежливая. Она рассыпала на пианино гаммы, которые нравились не всем, но это длилось не так долго, потому что она поняла, что из неё Рихтера не получится и стала наигрывать лёгкие песенки, которые вполне можно было воспринимать, как музыку.