Стэйси Кюсти - Выходные рассказы и стихи

Повисло молчание.

– В Лувр не так-то просто попасть, мадам.

– Я, по-вашему, вчера родилась? Вопрос звучал иначе. Что мешает? – бесцеремонно копала она.

– Меня никто не знает, я молод, мастерство не отточено до совершенства и нет уникального стиля.

– Вы правы, непросто.

Дамьен вернулся к мольберту, обернул кисти крупным платком, украшенным розами, и положил в кожаный портфель, ремень которого перекинул через свое изящное, не видевшее тяжелого труда плечо. Учитель взял шляпу в левую руку, подошел к Сильви и изменился в лице. Оно мгновенно повзрослело, стало чуть более серьезным, но все также источало нежность и спокойствие.

– Вообще-то главное препятствие заключается в другом. Я не хочу славы или признания. Кто-то свыше или же мы сами, вбили во все свои людские головы, что всякий художник хочет стать Караваджо, всякий музыкант – Бетховеном, всякий политик – президентом, а всякий ученый – Кюри. Но это не так. Есть те, кто чистосердечно довольствуются достигнутым, не прекращая расти, но и не стремясь к заоблачным высотам. Ставя недосягаемый потолок, неизбежно разочарование. Поэтому я немного перефразирую свой ответ. Если я и попаду в Лувр, то, скорее, как восхищенный зритель, а не, как обретший славу.

Тактично обойдя ученицу, Дамьен удалился из класса.

– Мужчина без эго – тестостерон на ветер, – подумала Сильви и пришла к выводу, что бывший муж был не так уж и плох.

– Почти пришли, еще пара кварталов и мы на месте.

– Почему мы не могли зайти в одну из сотен кофеен, мимо которых проходили? – жаловалась Кейт, разгневанная тем, что надела новую, еще не разношенную пару обуви.

– Это особенное место, лучшего кофе ты в жизни не пила!

– Надо было сказать об этом пару мозолей назад, но я не пью кофе.

– Не пьешь кофе?!

– Не пью кофе.

– Как это? Тебе же не семнадцать? Ха-ха-ха… То есть… Тебе же не семнадцать?!

– Мне двадцать восемь.

– Значит, ты старше меня на два года. Ну ничего, для меня это не проблема. Для тебя это не проблема?

– Не проблема, – выдавив последнюю каплю вежливости, произнесла она.

Если Кейт что-то и не нравилось в мужчинах, так это непреодолимое желание болтать и переспрашивать. Свидание еще не началось, а она заведомо знала, что это свайп влево.

На первом курсе колледжа у Кейт был первый опыт неудачного преждевременного отсеивания ухажера. Вдохновившись опытом Барни Стинсона из культового сериала «Как я встретил вашу маму», она воспользовалась «Правом на отказ». Оно заключалось в том, что в первые пять минут свидания, любой из партнеров может отказать другому, встретившись с каким-либо триггером, противоречащим приятному времяпрепровождению. Например, увидела грязные ботинки – прощаешься. Услышала надоедливое чавканье – аналогично. В теории – идеальная схема! Ключевое слово – «теория». На практике все было намного плачевнее. Встретившись в кампусе с Дэвидом Кинклом, она сразу поняла, что совершает ошибку. Этот парень за две минуты умудрился выпалить две расистские шутки и несколько раз дотронуться к тем местам Кейт, которые не успел потрогать никто за всю ее пуританскую жизнь. Внутренний Барни прошептал: «Пора!» – и сильная духом, девственно чистая Кейт распрощалась с обидчиком. Закончилось дело самыми грязными сплетнями в ее адрес, которым, конечно же, все поверили, ведь: «В тихом омуте…».

С тех пор она не сбегала со свиданий, а филигранно отправляла неподходящих мужчин в черный список.

– Вот мы и пришли, добро пожаловать в «Лист и боб», – произнес Лиам, открывая дверь.

От кофейни несло авангардом: красные стены и пол в шашечку играли злую шутку со зрением, вельветовые диваны отдавали стариной, стойка для заказов вместе с кофемашиной были вручную выкрашены в белый цвет. Создавалось ощущение, будто они открыли дверь в кофейню, а попали в Твин Пикс.

– Давай сядем у окна, – настояла не желающая смотреть все свидание на пестрые интерьеры Кэтрин.

– Хорошо, я возьму себе кофе, а тебе… Чай?

– Да, спасибо.

– Заказал, скоро принесут, а пока расскажи о себе. Чем ты занимаешься?

– Я комик.

– Комик? Звучит как-то несерьезно.

– Сказал детский аниматор…

– Я режиссер-постановщик! Это временная подработка. Знаешь, как трудно пробиться юному таланту в Нью-Йорке? Весь Бродвей кишит крысами, готовыми на все ради карьеры, я не могу так. Я творец.

– Чай, – сказал внезапно появившийся на горизонте официант, – Ваш капучино.

В голове Кейт проскользнула интереснейшая задумка. А что если сменить отработанную годами тактику? Прекратить тратить свое время на бессмысленные поддакивания и, возможно, собрать уникальный свежий материал для следующего открытого микрофона.

– Надо начать раздражать тех, кто раздражает меня. Выводить их из себя, чтобы они сбежали первыми, – про себя сформулировала Кейт, – Эдакая «маскировка сучкой». Над названием я еще поразмышляю…

– О чем задумалась? – прервал молчание Лиам.

– Как ты относишься к фиктивным бракам? – не успев ничего придумать, сказала она то, что когда-то ей говорил один из старейшин черного списка.

– Не знаю, зачем ты спрашиваешь? – пробормотал обескураженный ухажер.

– Вообще-то я из Австралии, – тут она поняла, что бруклинский акцент ее выдает и неумело перешла на тот, что слышала лишь в кино, – Мнье ваабще-то льехко дается амьериканское произношьение, поэтому я снова перейду на знакомый тебе английский.

– Вау, круто! У меня еще никогда не было австралийки…

– Ты так и не ответил. Женишься на мне? Мне нужна грин-карта, учебная виза давно закончилась, я здесь… Как бы сказать… Нелегально.

– Мне нравятся плохие девочки, – во второй раз ловко обошел он основной вопрос.

– Ответь, – потребовала забывшая о манерах и увлеченная своим спектаклем одного актера Кейт.

– Знаешь, я обычно не рассказываю об этом на первом свидании, но моя семья очень состоятельна по американским меркам. У нас есть две квартиры в Бруклине и дом в Хэмптонс. С таким имуществом я завидный жених не только среди иммигранток.

Кейт безудержно смеялась про себя, ведь у ее семьи были: две квартиры в Бруклине, три на Манхэттене, дом и конюшня в Ист-Хэмптон. Смех сменился жутким презрением и это прослеживалось в ее надменном взгляде.

Самопровозглашенный завидный жених, похоже, не поддавался на провокации, приведшие саму Кейт в ужас, когда она услышала их впервые несколько лет назад.

Его звали Джошуа О’Коннел. Сам факт того, как он каждый раз произносил свое имя, говорил о неусмиримом эго, но юная и падкая на внешность Кэтрин не сложила два плюс два. На первом и последнем свидании они гуляли по ботаническому саду, каждый раз, когда спутник забегал вперед, возвращался он с бутоном какого-то находящегося на грани попадания в Красную Книгу цветка. Это злило, но в то же время прельщало Кейт. Незаконно сорвав очередное растение, он встал на одно колено и предложил руку и сердце. Будущая звезда комедии рассказывала эту историю на своем первом открытом микрофоне и описала произошедшее после именно так: