Лена Ребе - Кадиш

Итак, я хотела общаться с пожилой дамой и потому вышла замуж за её сына. Во время своего свадебного путешествия я внезапно обнаружила, что жить я должна вовсе не со своей свекровью, а со своим мужем. Жить же вместе с этим бароном Мюнхгаузеном оказалось абсолютно невозможно. Я поменяла свой билет на самолёт на более раннюю дату и вернулась в Москву одна.

Это были сумбурные времена.

Я сняла себе новую комнату и в очередной раз готовилась к вступительным экзаменам в аспирантуру МГУ. Через две недели всё было позади – как и раньше, безуспешно. Я помню, как после экзамена поехала домой и вдруг сообразила, что ни с кем не хочу разговаривать. Мой отец был как раз в Москве и ждал меня дома. Поэтому я пошла в метро и часа два каталась по кольцевой линии. Когда какой-то пьяный решил составить мне компанию, я поняла, что пора ехать домой. Я встала и пошла к выходу. Он тоже встал и схватил меня за руку. Я развернулась и ударила его. Он упал и закричал: «Милиция! Милиция! Помогите!» Нас забрали в милицию.

Когда мы пришли в отделение милиции, мой компаньон немедленно заснул, так что его положили на лавочку до протрезвления. Но одна проблема у милиционеров всё же была – что делать со мной? Ситуация была, конечно, очевидная, но, строго следуя букве закона, я устроила драку в общественном месте и мне полагалось как минимум 10 суток принудительных работ. И судимость. Милиционеры потребовали мои документы. Их у меня не было. Они хотели узнать мой адрес и телефон, но я их не помнила, так как жила в этой квартире всего дней десять. Тогда они попросили номер телефона кого-нибудь, кто мог бы подтвердить мою личность. Я помнила на память только телефон моей свекрови, но не хотела звонить ей из милиции. Милиционеры были уже очень раздражены и один спросил сердито: «Да кто вы такая?» «Я математик,» – последовал незамедлительный ответ. В отделении милиции воцарилась нездоровая тишина, и в воздухе явственно запахло сумасшедшим домом.

Неожиданно один из милиционеров воскликнул: «Это-то мы сейчас проверим!» Он куда-то позвонил и спросил: «Что там тебе сегодня задано по математике?» Телефон был очень громкий, и я услышала детский голос, который диктовал условия задачи. Когда он закончил, я автоматически сказала ответ. Милиционер повторил этот ответ в телефон и велел сыну свериться с ответом в задачнике. Счастливый голос ребёнка услышали мы все: «Папа, папа, откуда ты знаешь?!»

Судимости я не получила.

Я решила все эти детские задачки, пришла в себя и рассказала милиционерам про мой экзамен. Счастливый отец лично проводил меня до трамвая, спросил, точно ли я помню, где живу, и посоветовал не принимать всё так близко к сердцу.

В аспирантуру я, следовательно, опять не попала. Зато нашла себе работу в Москве – прежде я работала за 40 км от Москвы. Правда, пару месяцев пришлось потратить на то, чтобы получить открепление от моей старой работы. Дело в том, что по закону я должна была по распределению отработать там три года. Чтобы уволиться, мне необходимо было получить разрешение своего непосредственного начальника. Всё остальное было рутиной, включаяподпись самого директора. Непосредственный начальник заявил: «Ни в коем случае!»

На этот счёт я кое-что придумала. Вычислительный центр, где я тогда работала, находился в большом московском аэропорту. Там работало несколько тысяч человек и, естественно, несколько сотен из них являлись разного рода начальниками. Административная структура была сложной и порядок, в котором я должна была собирать подписи на заявление об увольнении, был не очень-то понятен. Непонятно было также и то, кто именно должен был подписывать. Со своим заявлением об уходе я обошла начальников таких отделов и подразделений, которые вообще не знали, что такое компьютер. Это их и не интересовало. Они должны были только написать, что не имеют ничего против моего увольнения. И до чего же любят люди свою власть демонстрировать и свою подпись разглядывать! Только двое из этих начальников заметили, что, быть может, они не совсем те официальные лица, которые должны были бы подписывать моё заявление. Я ответила просто, что всегда лучше всё делать наверняка, что в данном случае означало собрать побольше подписей. Моя детская физиономия без всякой косметики завершила картину маленькой девочки, растерявшейся в страшных бюрократических джунглях. Эти двое тоже подписали. Когда директор получил моё заявление, украшенное 18 или 20 подписями, он поставил свою без всякой задней мысли. Не заметив, что подписи моего непосредственного начальника там не было.

Я бы сказала, что привычка обходиться без косметики по большей части давала мне преимущества, хотя иногда могла принести и неожиданную проблему – например, мне не продали без паспорта бутылку вина, которую я покупала на свой 24-й день рождения. Я всегда с удовольствием смотрела, как другие женщины красятся, но мне самой это как-то не подходило и я красила только ногти и иногда ресницы.

Теперь я жила в Москве и работала тоже в Москве. Свои обеденные перерывы я часто проводила в одном букинистическом магазине, который находился поблизости от моей новой работы. Это был маленький магазин с директором и двумя продавцами. Директор Гор, приятный молодой человек, бывал там нечасто. Один из продавцов знал про книги только цены по каталогу и на чёрном рынке, но другой, Сур, был очень интересным человеком. Его любовь к текстам – не важно, печатным или рукописным – завораживала меня. Тексты были для него живыми существами. Это могла быть книга стихов, или частное письмо 18 века, или собрание японских гравюр – тексты радовали его глаз так же, как глаз других людей радует их любимая кошка. Или, скорее, первый внук. В конце концов, семь поколений раввинов в семье не проходят бесследно. Его знания в области поэзии, литературы, истории вообще и печатного дела в частности были немеряны и каждая беседа с ним была настоящим чудом. Он был влюблён, я была в восхищении – хорошее начало. Если бы я познакомилась с ним на несколько месяцев раньше, если бы я встретила твоего отца на несколько месяцев позже… Если бы… Как любил когда-то говорить мой отец, если бы у моей бабушки были колёса, это была бы не бабушка, а паровоз.

Второй продавец исчез, как только заработал достаточно, чтобы купить себе место директора овощного магазина. Гор бывал теперь в магазине чаще и поначалу относился ко мне с подозрением: что делает у него в магазине эта чужая девица? Ему понадобилось всего несколько недель, чтобы понять – Бог лично послал ему меня, чтобы спасти от безвременной смерти.

Это было и вправду смешно. Я как-то пришла в магазин и обнаружила на дверях надпись «Инвентаризация». Гор, который сидел внутри, увидел меня через окно, открыл дверь и сказал как-то очень сердито: «Ага, ты вечно говоришь, что ты математик. Вот и хорошо, ну-ка заходи!» Я зашла. Такого беспорядка я там ещё не видела – пол был завален бандеролями с книгами, повсюду валялись какие-то бланки и смятые листы бумаги со следами неразборчивых вычислений.