Александр Олсуфьев - Конторский раб

– Это не мое… Это опять не мое… И это… кажется… не мое… – выкладывал я обратно на стол чужие вещи, оказавшиеся на дне коробки. – А вот эти туфли мои, я в них переодеваюсь…

Богдан Осипович немедленно схватил мои «конторские» ботинки, по ботинку в каждой руке, и побежал по коридору, оставив мне коробку, и все что свалил в нее.

До самого обеда все в комнате, в той, где я должен был сидеть по своему новому назначению, двигали столы из стороны в сторону, пытаясь в узком, замкнутом пространстве выгородить себе местечко получше.

«Дед» сразу заявил, чтобы его не трогали, не позволил разрушить свое паучье гнездо, воспользовавшись своим правом начальника указывать что и как делать. Все же остальные вежливо, но напористо, старались выпихнуть друг друга в самое неудобное и не престижное место – в центр комнаты.

Во время этой игры столами в «пятнашки» я познакомился со всеми.

«Деда» я уже знал. Тетку, что сидела ближе всех к нему, называли Аграфеной Фроловной – ну и имечко! Вначале я подумал, что это прозвище такое, но, взглянув на тонкие губы, образующие прямую, жесткую линию с опущенными краями, на неприветливые глаза за стеклами очков, решил, что именно так к ней и должно обращаться, любая шутка тут будет неуместна. Да и шутить с ней как-то язык не поворачивался. Впрочем, коль самого начальника звали Богданом Осиповичем, то ничего удивительного нет в том, что его «боевую подругу» звали под стать ему.

Парнишку, у которого я спрашивал, как здесь служится, все звали Юрочкой, а девушку, сидевшую рядом с ним – Юлечкой. Вот и все, что можно сказать о них – обыкновенные, заурядные служащие, непривлекательные, неинтересные при этом холодном неоновом свете, занятые неизвестно чем в стенах конторы, чья деятельность была под большим вопросом.

Впрочем, наверное, так и следует выглядеть в подобных местах. Ведь всем известно, что окружающая среда накладывает отпечаток не только на поведение, но и на внешность, потому что главное правило выживания – это не высовываться и не выделяться.

Может быть, вне этих серых стен они и яркие, веселые, симпатичные личности, но здесь сидят тихо, словно мыши, шуршат бумагами, высматривают что-то на экранах, да и движения такие же суетливые, настороженные – выбегут из комнатки на минутку, потом бочком протиснутся в дверь, чтобы не открывать ее настежь, а то еще, чего доброго, кто-нибудь посторонний заглянет сюда, и проскользнут обратно к себе за стол. Вытрут руки о платочек или маленькое полотенце и опять перебирают какие-то бумаги… Н-да, не весело…

Мне, в конце концов, и досталось то самое место в центре комнаты, к тому же стол поставили так, что я сидел спиной к двери – любой вошедший сразу же видел чем я занят. А и пусть, лишь бы ко мне в ящик не заглядывали, где лежал мой блокнот, куда я заносил свои наблюдения, чтобы потом перенести все это в анкету-отчет.

Теперь мне не было нужды мыкаться по другим комнатам-отделам, хотя это и было любопытно – я поневоле познакомился почти со всей конторой. Пообщаться, конечно, ни с кем не получилось. Некоторые смотрели на меня глазами настороженными, а большинство так и вовсе не обращали никакого внимания – человек новый, чужой, как залетел случайно, так и вылетит. Когда приходил с утра, то, как и положено кидал в воздух энергичное «доброе утро!», часть бурчала в ответ «здрасьте…», другие, кинув в мою сторону взгляд, так и не удосуживались вообще что-то ответить – лицо незнакомое, случайное.

Теперь же все изменилось, теперь я буду приходить и здороваться вначале с Богданом Осиповичем, как и положено, первым делом с начальником, от которого кое-что зависит в моей жизни, а потом неопределенной фразой «добрейший денек» со всеми остальными, и у них не получится проигнорировать меня, обязательно должны, хотя бы, кивнуть в ответ, потому что я престал быть посторонним человеком, я стал частью этой «семьи», кого я буду видеть чаще и дольше, чем своих домашних. А им, моим домашним, на это и наплевать, лишь бы домой возвращался не с пустыми руками.

Дня два я просидел за своим столом, не делая ничего совсем, что называется, «ковырял в носу» день-деньской, хотя и не имею такой привычки заниматься этим ни прилюдно, ни в одиночестве – предпочитаю высморкаться. Заодно изучал обстановку и своих коллег, с кем я теперь должен проводить большую часть времени, и на основании этого, и по прихоти Петра Степановича, ставших мне ближе моих родственников, но не дороже.

Собственно говоря, изучать там было нечего – все как всегда и как везде.

Все собираются в комнате с утра, досиживают до обеда, в обед разбегаются кто куда, потом приползают обратно, дремлют и расходятся по домам, чтобы выспаться как следует и на кровати, а не на стуле. Изредка «дед» приносит какую-нибудь бумагу и отдает ее, то одному, то другой, то третьей. Те изучают ее со всех сторон, потом звонят куда-то, уходят из комнаты за чем-то, возвращаются с чем-то, сочиняют ответ, отдают все Богдану Осиповичу, а тот уносит это из комнаты и, вернувшись, кряхтя, забирается в свой угол, закрывает глаза и проваливается в летаргический сон. Особенно тяжело даются ему подъем со стула и выход из-за стола после обеда, поэтому в это время его лучше не беспокоить, поскольку делается неприятно раздражительным и мелочным. В это время лучше всего обращаться к Аграфене Фроловне – она в курсе всех дел, дает на удивление разумные объяснения и указания, остальное же время занимается тем, что тянет из ящика стола толстую шерстяную нить, ловко накручивает ее на спицы – вяжет что-то яркое и длинное. Если же она не вяжет, то «висит» на телефоне и с тревогой в голосе выспрашивает как здоровье какого-то Ванечки и какой-то Сашеньки – внуков, как я понял. Как я и предполагал «дед» притащил ее из министерства, где они проработали счастливо и во взаимном понимании лет двести, не меньше – все это удалось определить по намекам и обрывочным фразам, какими они обменивались между собой.

Молодая женщина, на вид совсем еще девочка, по имени Юлечка, замужем. Судя по обрывкам разговоров по телефону и печальному виду, с каким она иногда приходит утром, отношения с мужем не очень, так себе… То ли гуляет молодец, то ли с норовом – там не разберешь, но живут в достатке – родители помогают, а родители – это папа, который работает в головной конторе на должности какого-то начальника, он ее сюда и пристроил.

Молодой человек, которого все, в том числе и я, называют Юрочка – сын шофера, что возит местного директора на служебной машине – должность не велика, но ответственная. Юрочка живет отдельно от шофера с какой-то девушкой, наслаждается романтическими отношениями, но внимательно следит за тем, чтобы эти отношения не переросли в нечто более серьезное, ответственное и с большими затратами.