Елена Колина - Моя подруга Лиля

«…Любите! Не забывайте! Не изменяйте! Пишите обо всем! Ужасно ваша до смерти Киса-Лиля. Целую все лапики, чес, переносик, кустик, шарики.

Целую! Милые! любимые! родные! светики! солнышки! котятики! щенятики! Любите меня! Не изменяйте! А то я вам все лапки оборву!!»

В каждом письме к Маяковскому настойчиво звучит «не изменяй!». В каждом письме Лиля как будто столбит свое, нервно утверждает: «Ты мой? Я твоя! А ты мой? Я – твоя».

Есть версия, что Лиля в Риге выполняла какое-то задание ЧК. И чекисты, прочитав письма, должны были знать: Лиля любит Маяковского, у Лили в Риге никого нет. Но даже если все, связанное с Лилиной службой в ЧК – догадки, намеки, соображения, обрывки невнятных документов – правда, это довольно странно – специально нежничать с Маяковским перед ЧК. Наверное, это все же была не игра, не кокетство, а настоящее опасение: не забудет ли, не изменит ли, не отойдет ли от нее… Лиля беспокоилась, не хотела Маяковского потерять, а вовсе не сложно маскировалась перед ЧК.

Когда обнаруживаются какие-то реальные прегрешения Маяковского, Лиля пишет уже совсем не так ребячливо. Маяковского заметили в «нежных позах» с общей знакомой. Лиля так настойчиво проповедует свободу и независимость в сексуальных отношениях, и вдруг – настоящая подозрительность, невыдуманная ревность!

«…Ты влюблен в младшую Гинзбург, как ты пристаешь к ней, как ходишь и ездишь с ней в нежных позах по улицам. Ты знаешь, как я к этому отношусь.

Через две недели я буду в Москве и сделаю по отношению к тебе вид, что я ни о чем не знаю. Но требую: чтобы все, что мне может не понравиться, было абсолютно ликвидировано. Чтобы не было ни единого телефонного звонка и т. п. Если все это не будет исполнено до самой мелкой мелочи – мне придется расстаться с тобой, что мне совсем не хочется, оттого что я тебя люблю. Хорошо же ты выполняешь условия: „не напиваться“ и „ждать“. Я до сих пор выполняла и то и другое. Дальше – видно будет».

Кокетливое «не изменяй!» меняется на тон ротного командира, на подробную ультимативную инструкцию Маяковскому, Лиля просто отдает приказ – что он должен и что будет, если он не выполнит указаний, в общем, что ему делать, чтобы не оборвали лапы. Даже читать страшновато, а каково быть на месте ее подчиненного – вдруг что-то забудешь выполнить или перепутаешь?!

Какой из ласковой ребячливой кисы выглянул дикий когтистый зверь! Выглянул и написал такое грамотное письмо, и смысловые слова выделил – по этому письму можно учиться вести деловую переписку. Сначала жесткое требование. Затем четко сформулированы последствия непослушания. В конце угроза.

И подтекст совершенно ясен: я главная, я тебе нужна больше, чем ты мне; если что-то не по мне, я тебя брошу и глазом не моргну.

Маяковский поспешно оправдывается – все его «нежные позы» «не выходят из переделов балдежа» …Боится. И правильно боится – кому же хочется остаться без лап.

Лиля пишет, что все ее поклонники «дураки и уроды». Все вокруг дураки и уроды, но вообще-то Лиля Маяковскому, как всегда, не верна.

Чуковский в дневнике: «Любопытную историю рассказал Кольцов. Когда он ездил в 1922 году в Ригу, Маяковский и Брик дали ему поручения к Лили, которая там жила. А у Кольцова в Риге было спешное дело: нужно было повидать некоего, скажем, Бриммера… Пошел Кольцов к Бриммеру и, к своему удовольствию, застал у него Лили Брик… Сижу час, сижу два – она не уходит. Вечер. Она садится к Бриммеру ближе, он обнимает ее – и только тогда я понял, что она его жена. Она передала какие-то посылки Володе (Маяковскому) и Осе (Брику), и, когда я вернулся в Россию, они оба с интересом и участием спрашивали, каков он – их новый товарищ… Когда потом он заболел чахоткой, она заставила Осю и Володю собрать для него деньги, чтобы он мог поехать лечиться.

– Может быть, это и есть зародыш будущих брачных отношений, – сказал Кольцов. – Кооператив любовников.

– Но для этого нужна такая умная женщин, как Лиля, – сказал Тихонов».

За сплетнями они не заметили главного: что Лиля заставила Маяковского и Брика оказать помощь этому ее рижскому любовнику…

Дальше они еще немного обсуждают Лилю, «у которой, оказывается, целый табун любовников, и все они в самых нежных отношениях между собой, таков устав их кооператива: любя Лили, они обязаны любить и друг друга».

В этом мужском разговоре звучит самодовольное превосходство, каждый думает, «как могут Брик и Маяковский позволить это Лиле, как вообще мужчина может допустить, чтобы его женщина так себя вела… я бы никогда не попал в такую ситуацию». Но если у Лили «целый табун любовников», значит, это не Брик и Маяковский были особенно подходящими для отношений втроем, а этот «целый табун» – тоже? Так, может быть, лучше любить втроем такую замечательную Лилю, чем одному любить ничем не примечательную женщину?..

Некоторые из рижских писем написаны только Брику:

«Сволочной котенок! Опять ты не пишешь! Как тебе без меня живется? Мне без тебя очень плохо! Совсем у-у-у! пришел. Во всей Риге котятиков нету! Щенков много, а кисов нет! Беда!»

Тот же тон, та же манера, можно подумать, она их не различает, Брика и Маяковского. Кто же у нее любимый, а кто вранье и кривлянье? Считается, что без физической любви отношения высыхают, как ручей… А у Бриков не высохли. Если, конечно, физической любви действительно не было. В конце письма Осипу Лиля целует его «хвостик» – это дружеский поцелуй или с сексуальным подтекстом? Этого нам никогда не понять. Но подпись понятная – «твоя жена».

Из Риги Лиля посылала своим «зверикам» посылки: селедку, овсяную кашу, чай, кофе, сахар, шоколад, муку, сало. И одежду, и вещи: подтяжки для носков, чтобы у «звериков» носки не свисали, ткани, чтобы «зверики» сшили себе костюмы, бритвы, резиновые чашки – это чтобы Маяковский пил в общественных местах, не боясь заразиться. И что же, разве это не любовь?..

Лиля руководила даже в письмах, подробно писала, как что готовить, как смешивать продукты. Вела себя с ними как хороший менеджер или как капитан судна – капитан в командировке. Она вообще совершенно не презирала быт – «ах, я такая возвышенная, мне не до селедки и подтяжек». У Лили была полная власть, но она и простой, бытовой властью не пренебрегала – через обыденные домашние вещи как будто еще раз соединялась со своими «мальчиками». Жестко регламентировала домашнюю жизнь: за стол садились в строго определенное время, одевались так, как она считала нужным, и ослушаться ее было невозможно. «Зверики» у нее по струнке ходили.

Лиля скучала по «зверикам», а Брик с Маяковским скучали по Кисе.

Маяковский: «…Каждое утро прихожу к Осе и говорю: „Скушно, брат Кис, без лиски“, и Оська говорит: „Скушно, брат щен, без Кисы“».