Борис Берлин - Placenta previa. Повесть и рассказы

Литературное бюро Натальи Рубановой

Редактор проекта Наталья Рубанова

Корректор Инна Тимохина

На обложке картина Густава Климта «Даная»

© Борис Берлин, 2021

ISBN 978-5-0053-1329-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

СОЛНЦЕ НА ДВОИХ

Она вдруг решила постричься. Коротко, когда-то это называлось «под мальчика». Неужели для этого нужно было ехать в Париж?

– И для этого тоже, – голос в телефоне засмеялся и брызнул счастьем. – Вот фото, лови!

Ее, ставшие огромными, черные глаза, гладкий белый лоб, а еще угловатые плечи, выступающие ключицы и острые коленки – почти дитя. Не хватает лишь гривы темно-каштановых волос – и что же мне теперь с этим делать?

Хоть плачь.

– Сержу нравится, он говорит, что это стильно.

Почему-то, когда речь о нем, голос ее неуловимо меняется, чуть-чуть леденеет. И я это слышу.

Они с Зайцем знакомы уже полгода. Ему почти двадцать девять, и по мне он надежен, как скала, иначе сидела бы она сейчас дома в полной неприкосновенности – отец я или не отец?

Не отец.

Но про это никому.

Заяц – это Майя. Потому что моя.

Вот альбом ее фотографий, с самого детства. Я смотрю на них и… ну вот как земля, когда из нее дерево – с корнем. И на всех, слышите, на всех, она светится от счастья, а еще то, что не дает уснуть по ночам, – уверенность, что смотрит она на меня. Пусть в сторону, а все равно на меня – всегда. Ведь иначе и жить-то мне зачем? Вам же остается только одно: прочитать и забыть. И все, что я еще напишу, тоже.

Забудьте. Потому что это наше, только наше с ней солнце.

Одно на двоих.

Детство – самая короткая пора жизни, но и самая счастливая тоже, потому что она, жизнь, хоть уже и началась, но еще нет ничего, кроме любви к своему чаду, своему собственному чуду, постоянной, острой нужды друг в друге и упрямой надежды, что уж ему-то жизнь обязательно улыбнется.

Мы остались вдвоем, когда ей только-только исполнилось шесть. Произошло все как-то неожиданно, а может быть, слишком поздно спохватились и врачи, и мы. Марина, так звали мою жену, угасала очень быстро, но все-таки успела, все-таки успела признаться мне, что наша Майка на самом деле вовсе не моя дочь. Сказала, что не может уйти просто так. И я даже не успел спросить – чья?

Я простил ее, не сразу, со временем, но простил. Наверное, потому, что любил. А главное, со мной оставалось мое чудо, моя маленькая Зая, моя-не-моя-дочь, и о ней надо было по-прежнему заботиться, растить ее, любить. Оставаться ей отцом.

Парижская зима и не зима вовсе – праздник. Солнце, платаны, невозмутимо шагающие вдоль набережной, небо – самое прозрачное небо на свете. И над всем волшебное лицо ее, глаза бездонные и эта странная прическа. Черт его знает почему, но она мне нравится и такой, хотя, конечно, полное безобразие, да и холодно ведь ей на ветру – декабрь, как ни крути. А взгляд у нее, нет, не грустный, а словно дымкой подернулся, словно она этой дымкой от всего мира, даже от меня, отгородиться хочет.

– Оно и понятно, – бормочу я сам себе. – Влюблена она, вот и все. Первый раз у нее это серьезно, я-то знаю.

– Папа, я почти ничего не слышу. Что ты сказал?

– Ничего, это я так. Я фото разглядываю.

– Ну и как? Как я тебе? А Париж?

– Ты у меня лучше всякого Парижа. Не холодно там тебе? Смотри не простудись.

– Что ты, тут тепло. Представляешь, скоро Новый год, а снегом и не пахнет, не то что у нас.

– Все я представляю. Ты, главное, себя береги, не заболей перед самым праздником.

– Папа, да ты не волнуйся, этого просто не может быть, у нас слишком грандиозные планы.

– Ну да, в твоем возрасте других не бывает.

– А где ты будешь на Новый год? Это ведь впервые когда мы не вместе встречаем…

– Пока не знаю. В этот раз вроде бы Наташина очередь гостей принимать. Мне, правда, как-то не очень хочется. В общем, что-нибудь придумаю.

– Слушай, а если с нами по скайпу, а? Давай я позвоню тебе без пяти двенадцать?

– Так ведь без пяти двенадцать в Париже и здесь…

– Ой, вот я балда! Ну ладно, еще целых четыре дня, придумаем что-нибудь. Созвонимся, да?

– Обязательно. Береги себя. Сереге твоему привет.

– Хорошо, пап, спасибо. Ты у меня самый-самый лучший, вот самый-самый!

– Я не самый-самый, а единственный. Я у тебя, а ты у меня. В этом-то все и дело. Ну, целую. Пока.

Санкт-Петербург большой город, большой и красивый – живи и радуйся. Так оно более-менее и происходило: Майя пошла в первый класс, я ушел в частный бизнес и вполне себе неплохо зарабатывал. Наверное, все бы так и продолжалось, если бы, как сейчас принято говорить, меня не подставили.

Нет, я, конечно, повоевал – до того момента, когда стало очевидно, что угрожает все это не только мне, но и ей тоже. Дальше все покатилось само собой – и быстро: продажа всего, что еще оставалось, включая квартиру, и отъезд заграницу, то есть в никуда. Можете называть это бегством – выбора у меня не было, приходилось спасать мое собственное счастье, за которое я был в ответе.

Накануне отъезда, в пустой и уже не нашей квартире, где не осталось ничего, кроме эха и темнеющих в углу баулов и чемоданов, мы провели нашу последнюю ночь на брошенном прямо на пол старом матраце, даже не раздеваясь. Прошлого уже не было, а будущее еще не наступило. Мир сжался до тусклого пятна на потолке от уличного фонаря и ее сонного голоса.

– Папа, а мы надолго уезжаем?

– Надолго. Я думаю, навсегда.

– А навсегда – это сколько?

– Это… пока сердце бьется.

– А почему?

– Почему бьется?

– Нет, почему уезжаем?

– Как тебе объяснить… Ну вот, например, у тебя есть любимая игрушка?

– Да, которую мне Дед Мороз подарил на Новый год.

– Вот-вот, заяц твой. Ты же его любишь, а значит, хочешь, чтобы ему было хорошо, чтобы завтра ему было лучше, чем сегодня, правда?

– Да.

– А я люблю тебя гораздо больше, чем ты своего зайца, гораздо-гораздо больше. И поэтому увожу тебя в Завтра.

– А в этом Завтра где мы будем жить?

– Вот приедем, там и решим. Я тебе уже объяснял, помнишь?

– Помню, только мне все равно про это думается.

– А ты думай о том, что уже давно пора спать. Завтра у нас с тобой очень трудный день. Утром мы еще здесь, а вечером будем уже совсем в другом месте, даже в другом мире. В Завтра.

– А мама?

– Что мама?

– Мы ее здесь оставим?

– Ну что ты, конечно, нет. Она полетит вместе с нами.

– Так ведь она не знает куда. Мы и сами еще не знаем.