Михаил Сельдемешев - Бездна Мурены

– Русланчик! Или как там тебя – Игорёк! Ты чего? – Строптивость теннисиста стала для Николая неожиданностью.

– С «Нулевым парсеком» играть не буду! – категорично объявил Р-Нат.

– Ты снова за своё? – нахмурился Второй санитар. – Ты дебил, а не космонавт. Хотя как тебя убедить – ты же дебил!

– Сам дебил! – огрызнулся теннисист.

Кровь прихлынула к лицу Коли. В переполненном холле воцарилась мёртвая тишина.

– Что ты сказал, Искандеров? – растягивая слова, просипел Второй.

– Сам играй, – тихо отозвался Р-Нат, опустив голову.

Санитар Коля достал ветеринарный пистолет из кобуры.

– Что ж, я сыграл. И по моим правилам ты проиграл, Игорь Русланович. – Голос его стал вкрадчивым. – И знаешь, что будет сегодняшней мишенью за ужином? Треугольник на жопе неудачника!

Лицо Р-Ната исказила гримаса отчаяния. В руке его оказалась дубинка с шокером.

– Наконец-то, Русланчик Игоревич! – возликовал Второй. – Нащупал-таки в своём кармане пару яиц вместо хрупких теннисных шариков? Давай, разозлись, маменькин сыночек!

Коля ухватил пистолет обеими руками и встал, широко разведя ноги. Остальные санитары тоже достали своё ветеринарное оружие и пугливо озирались на окружившую их толпу психически нездоровых людей.

Р-Нат сделал шаг навстречу Николаю и вдруг упёр плазмоштык в собственный подбородок. Разряд заставил теннисиста рухнуть на колени, он выронил шокер, но отчаянно пытался подняться, борясь с судорогами мышц. Петя с Шуриком подскочили и подхватили его под локти.

– Мне хлюпики не нужны! – Коля подошёл к Р-Нату и стянул с него белый халат. – Не нравится пасти баранов – возвращайся к ним в стадо!

– Т-ты не б-будешь указывать оргаботу, что ему д-делать, д-дроид! – непослушным языком промямлил Р-Нат. – З-займи своё место в к-кладовке со швабрами! С-с-с!

Побагровевший Николай извлёк из кармана только что реквизированного халата теннисный шарик.

– Теннис, оказывается, пагубно на психическом здоровье сказывается, – покачал он головой. – Придётся запретить эту ересь.

С этими словами санитар № 2 положил шарик на пол и с хрустом раздавил его ботинком.

Этим же вечером разведчики стояли и наблюдали, как богато одетые мужчина и женщина под руки проводили по холлу Р-Ната мимо их отсека. Тот едва передвигал ноги, у него был потухший взгляд, а на тонкой смуглой шее был намотан бинт.

Бортинженер бросил Р-Нату теннисный шарик, который на днях припрятал, чтобы досадить. Но обычно резкий и ловкий теннисист сейчас даже не сделал попытки его поймать, и шарик одиноко заскакал по коридору.

Когда процессия удалилась, все члены «Нулевого парсека» сгрудились у окна. Во дворе больницы стоял чёрный представительский автомобиль, освещаемый уличными фонарями.

– Руслан сегодня пытался повеситься.

Все обернулись на тихий голос – в палате стоял санитар Шурик с печальным взором.

– В туалете, на собственных подтяжках, – продолжал санитар. – Гертруда позвонила его родителям. Они у Искандерова какие-то непростые, влиятельные. Чтобы забрали парнишку от греха.

– Откуда у оргабота родители, долбоёб! – едва слышно прошептал Дипер и добавил уже громче: – Теперь-то их точно осталось семеро.

Сорвавшееся с уст Командора ругательство было настолько для него нетипичным, что те, кого осталось семеро, на миг опешили, но тут же снова повернулись к окну. Р-Ната вели к машине.

– Куда его теперь? – спросил Штурман.

– Подальше в глубокий космос, – вздохнул капрал. – Оргабот мог бы и дальше совершенствовать своё мышление, вершить великие дела. Но вместо этого он приговорён к медленной мучительной смерти в космической пустоте. Наедине со своими грандиозными мыслями такого же космического масштаба.

Перед тем как сесть в машину, Р-Нат обернулся. Семь пар родственных глаз, полных сочувствия, смотрели на него из окна. Зенит поднёс к груди сложенную пальцами букву «О» (а вернее – цифру ноль) и ребром ладони второй руки словно перечеркнул ноль по диагонали.

– Нуль не разделить! – произнёс он.

Остальные тут же хором повторили сказанное и соорудили схожую фигуру ладонями. Отныне у «Нулевого парсека» был и свой командный жест, и девиз. Из-за плохого освещения во дворе больницы разведчики не могли видеть слёз, заблестевших на щеках оргабота.

– И всё-таки он смог бросить вызов бездушным пылесосам! – раздался голос Ровского, когда огни представительского автомобиля скрылись за воротами больничной территории.

– Пора теперь и нам, – едва слышно добавил О'Юрич.

Капрал уже давно объяснил сослуживцам, что деревья, наблюдаемые сквозь иллюминатор, ненастоящие. Голографическая проекция, облегчающая длительные межзвёздные перелёты и тоску космонавтов по родной планете.

Но сейчас их неподвижная листва приносила мучения и убивала всякую надежду на мало-мальское дуновение ветерка, который мог бы дыхнуть свежестью в душную палату через мелкую прорезь форточки. Злое июльское солнце выныривало после полудня, и лучи его, проникая сквозь громадное окно без занавесок, превращали третий барак в теплицу, а его обитателей – в увядающие овощи. Или даже в овощи, медленно запекаемые в духовке.

Запись № 32. Раздавленные невыносимой жарой разведчики неподвижно валяются на амортизационных лежаках сутками напролёт. Системы жизнеобеспечения уже не справляются. Звездолёт «Довженко-19» неминуемо подбирается к солнцу Безжизненной Зоны. Она уже распахнула пасть и обдаёт приговорённых носителей Знания своим обжигающим дыханием, готовится проглотить нас вприкуску с тысячами копропараллаксаторов, ежедневно устремляющимися в её ненасытную утробу со всех уголков Космосодружества. Мы слишком изысканная приправа для неразборчивого гурмана.

– Вот я сейчас примеряю на себя шкуру дерьма, которое транспортируют в Безжизненную Зону, и начинаю сомневаться в эффективности подобного мероприятия. – Повар сходил к тазику с водой, стоящему на табуретке посреди палаты, смочил там полотенце и вернулся на кровать, наложив мокрую повязку на лоб.

Раньше тазик использовался исключительно Биологом для подпитки своих «корней». Теперь же служил во благо всего спасающегося от жары экипажа.

– И в чём же неэффективность? – стало интересно Левапу. – Копропараллаксатор наполняется до отказа и неспешно дрейфует в ближайшую Безжизненную Зону по наикратчайшей траектории.

– Зачем фекалии вообще куда-то запускать? – Лыжников протирал мокрым полотенцем лицо. – Не проще их сжигать на месте, в володиевом реакторе звездолёта?

– Это опасно, – покачал головой Штурман. – Попадание метана и сероводорода в реактор чревато катастрофой.

– К тому же в копропараллаксаторе накапливаются не только отходы жизнедеятельности, – вступил в дискуссию капрал. – Но и любой мусор с корабля.