Арина Зарудко - Под тенью вечности

– А, как же… – Безразлично ответила Ирина.

– Как чудесно, что вы наконец познакомитесь! Я рассказывала ему о тебе.

– Вот как…

– Именно так! Он потрясающий молодой человек! Лучший из всех, кого я знаю. Не обижайся, Санечка, но не будь он моим родственником, я непременно вышла бы за него. Не задумываясь!

– Ну, разумеется, – саркастично ответил Александр.

Вечером подруги еще долго беседовали о предстоящем событии. Татьяна убеждала Ирину, что той нечего бояться, и что Михаила точно нет в Москве. Подробности женского разговора мы опустим, дабы не утомлять читателя. В этом разговоре Ирина делилась своими чувствами, говорила об опустошенности и смерти души. О чем еще может говорить женщина, чье сердце в очередной раз растоптали? Причем растоптал один тот же человек? Она ничего не чувствовала, в сущности, лишь звенящую пустоту, которая колкими ударами разносилась по ее телу и сознанию. Будет ли она когда-нибудь счастлива? Сможет ли полюбить? Эти вопросы оставались для нее без ответа, ведь сейчас сама мысль о любви приносила ей нескончаемую боль, которая лишала всех чувств, убивала все мечты и надежды, лишала возможности дышать так, как дышалось раньше.

Просторная зала, наполненная светом и вальсирующими парами, все более сужалась от наплыва гостей. Столики с угощениями были придвинуты чуть ли не вплотную к портьерам рубинового цвета, лакеи передвигались подобно прытким муравьям, удерживая при этом огромные подносы с канапе и бокалами шампанского. Вторая зала, менее просторная, предназначавшаяся для отдыха и фуршета, была занята несколькими пожилыми дамами, их компаньонками и еще парой-тройкой людей. Хозяйка принимала гостей в передней, которая была выдержана в классическом стиле, ничего не выбивалось из общей картины: античные статуи средних размеров, медные канделябры, позолоченные люстры, портреты на стенах, выкрашенных в холодный голубой оттенок.

Татьяна и Ирина уже прибыли на бал около часа назад. Они не особо охотливо с кем-либо говорили. Однако откуда ни возьмись нарисовался давний знакомый Татьяны, которому непременно понадобилось ее общество.

– Ох, поверь, дорогая, лучше поговорить с ним, чем весь вечер отгонять его от нас, – отпрашивалась она у подруги, не желая оставлять ее одну.

– Да, разумеется. Может, я сделаю открытие, но ты смело можешь общаться с кем-либо помимо меня, – съязвила Ирина.

– А я не желаю! Я вернусь очень скоро! – Сказала она тихо, целуя подругу в щеку. – Развлекайся!

Ирина взяла бокал шампанского и, обернувшись, увидела свое отражение в высоком зеркале с резьбой, вмещенном в стену. Статная, изящная, бледная, но оттого еще более прекрасная; и без того тонкая талия под корсетом казалась тоньше некуда, атласные слои юбки черного платья походили на лепестки розы, бриллианты украшали ее очаровательную шею, высоко уложенные кудри делали лицо более худым, а на нем словно очерченные скульптором скулы, сомкнутые губы, глаза, полные горечи. Она еще раз окинула себя взглядом, приняла самый горделивый вид, и двинулась по направлению к лицу, которое ей было приятно видеть, попутно отвешивая реверансы и даря улыбки и приветствия знакомым.

– Оля! – Обратилась она к светловолосой миниатюрной девушке в розовом платье, которая больше походила на фарфоровую куколку, чем на живую девушку.

– Ира! – Ее большие глаза оживились.

Они долго обнимались, обменивались бессвязными комплиментами и радостными восклицаниями.

– Я слышала новости, – вдруг произнесла Ольга, еле слышно.

– Все в порядке. Оля, прошу, не смотри на меня как на побитую собаку, пол залы смотрит на меня так.

– Они еще не загрызли тебя? – Оглядела она окружающую их публику.

– Чтобы загрызть меня нужны клыки поострее, – шепотом произнесла она, и подмигнув, взяла еще один бокал, а затем удалилась.

Внезапно она увидела знакомую фигуру. Это была беременная супруга ее брата.

– Маша! Здравствуй.

Та явно смутилась, показательно поцеловала золовку и справилась о новостях.

– Не уж то ты не знаешь подробностей? – Разгоряченная шампанским, отвечала Ирина. – Мне казалось, тебе все известно.

– Я не вникала в подробности, – с равнодушием, картавя при этом, ответила невестка.

К слову, впечатление она создавала неприятное. Ирина никогда ее не любила, но терпела ради брата и пыталась оставаться с ней любезной, несмотря на постоянное желание указать ей на отсутствие в ней и грамма интеллекта.

– Мне так жаль, Ирина, – она взяла золовку за локоть, та с презрением глянула. – Тебе через многое пришлось пройти… Нужно оставаться сильной.

Ирина улыбалась и кивала.

– Тебе стоит отнестись к этому серьезно. – Марию явно обидела такая реакция.

– Андрей в городе?

– Он уехал… Ира, он поехал говорить с ним. Он узнал об этом раньше, чем письмо дошло до тебя. Михаил ему сообщил.

– О! Ха-ха! Отлично. Значит, вы оба знали о его решении?

– Было бы неправильно, если бы мы вмешались, – она боялась смотреть в огненные глаза Ирины.

– Ты, конечно, не могла не знать. Вы же с ней подруги… И что ж она? Надеется на что-то?

– Он собирается жениться на ней, – произнесла она твердо.

Еще одна пуля. Нет, десять. Полсотни. Сотня. Внутри словно что-то лопнула, но Ирина лишь улыбалась. Она была до невозможности красива и уверена в себе в эту секунду.

– Как чудесно! Передавайте мои поздравления! – Она демонстративно подняла бокал. – Здоровье молодых! – Осушила его.

– Андрей пытался… Он поехал, чтобы образумить его, чтобы повлиять. Он даже хотел стреляться…

Ирина рассмеялась.

– О, Господь милостивый, помилуй его душу! Ну кого же он пытается насмешить?

– Он отстаивал твою честь! – Мария явно была оскорблена неуважением к мужу.

– Смею напомнить: моя честь покоится мирно в могиле, вырытой вам подобным, – она стала говорить тише. – Стреляться… – Она ухмылялась. – Да у него кишка тонка! Поди раструбил по всем окрестностям, по всей Москве, чтоб знали, какой он герой, поехал убить того, кто опозорил его семью! Слава герою! – Она снова подняла бокал, который взяла с подноса. – Только вот стоит вспомнить, что Михаил – его покровитель и старинный друг, что он сделал его карьеру, что все заслуги Андрея – заслуги Михаила. Он скорее пустит пулю мне в лоб, чем упрекнет того в чем-то. Ему никогда не хватило бы смелости – я сто́ю меньше, чем место в обществе. Вся эта напускная любовь хуже ваших умалчиваний.

Она словила взгляд, полный жалости.

– Мне жаль, – вымолвила Мария.

– Вы оба не отличаетесь честностью. Однако спасибо за попытки, – она было собралась уйти, но словно что-то вспомнив, обернулась. – Ах да, скажите той леди, чтобы не готовила свадебного наряда, он никогда не будет чей-то. Никогда.