Виталий Буданов - Странная Алиса

Я все водила веточкой по земле, а он резво на нее прыгал. Его мордочка выражала какое-то удивление, особенно это подчеркивали его яркие светящиеся глаза, которые он вновь в меня впил, будто хотел меня повнимательнее меня изучить, когда уже наигрался. Этот взгляд, в котором застыл вопрос и удивление вызвал у меня у самой удивление и умиленную улыбку. Я поднесла к его смешной головке ладонь, а он сам специально стукнулся о ней головкой, словно хотел отодвинуть ее. Снова он замурлыкал и стал вокруг меня чертить небольшие круги и врезаться то в коленки, то в спину. Наконец я двумя руками остановила его и почесала ему за ушком, от чего он просто растворился в мурлыкании, а затем я обняла его правой рукой и прижала к согнутой ноге, а он то и дело мигал своими горящими глазами в разные стороны; и затем он, подняв головку, вновь обратил их ко мне, отчего я чуть не зажмурилась, так как глаза у него действительно светились, и, быть может, в темное время суток они способны оставлять светящиеся полозья на земле, словно фары. А до чего же у него изумительная шерстка, будто сваленная из шелка, какое же милое создание! Похоже на то, что это британский кот, так как где-то я видела таких же этой породы, у них маленькие треугольные ушки, только тех что я видела они были белой или полосатой окраски, но именно такого дымчатого с оранжевыми глазами я вижу впервые, и с настолько горящими, что его пепельная шерсть похожа на обильно густой дым, который поднимается от его глаз, клубится и полностью охватывает все его туловище.

Я привстала, все еще продолжая гладить его рукой, а он все терся о мои ноги, словно никак не хотел их отпускать. Я все время смотрела на него с восхищенной улыбкой, которая поднималась от его сладкого урчания, как тесто от дрожжей. Я попыталась сфотографировать его на телефон, но позировать он явно не учился: он постоянно вертелся, так что смазывал себя на снимке, порой он вырисовывался даже зловеще, от своих движений он растягивался, а глаза удлинялись в две пронзающие линии, бегущие от его суровой грозной мордочки, с некоторых ракурсов похожей на бульдожью. Наконец он сел посреди дороги, и я в надежде, что сейчас должно получиться, выставила телефон вперед, но он, заметив это, быстро подошел ко мне и провел своей мордочкой по нему, от чего изображение размылось, будто на него пролили воду. Несколько кадров мне все же удалось сделать, но он все продолжал обвивать меня кругами. Я уже подумала идти обратно, и подброшенная такими дивными потрясениями, думала пуститься в размышления, которые в изобилии окружили меня, как тут я обернулась назад и увидела, что он плетется за мною. Не знаю чем я ему так приглянулась, что он перешел на рысь, и через несколько секунд бодро прилетел ко мне.

– Ну что ты хочешь? Мне пора уходить. – А он остановившись передо мною, присел и устремил ко мне свои жаркие глаза, в которых как веточка, сквозь цепляющий ее огонь проглядывала какая-то просьба.

−

Ну что, ты кушать хочешь? Но у меня нет ничего, а дома тебя,

наверное, хозяин ждет, он тебе точно даст покушать, – сказала я, разводя руками, и сама сожалея о том, что не могу его ничем угостить. – Ты иди в свой дом, – я вновь присела на корточки и стала гладить его, – там тебе дадут рыбки, нальют молочка, а я пойду.

Всем своим видом он хотел сказать, сожалея о том, что не знает слов, чтобы я не уходила. Его глаза были полны умаления, затем он опустил головку и на секунду прикрыл их, радуясь тому, что пока я еще здесь. Снова он стал тереться и мурлыкать и водить своей мордочкой по моим сапогам, а я все же встав, почесала ему затылок и пошла дальше.

Кот затерялся где-то за поворотом, но то изумление, которое покрылось пламенем, когда я его увидела и ласкала, загоревшись от его поджигающих глаз, наверное, не потухнет во мне до конца этого дня. Если только ночь не погасит его вместе с остальным светом, если сон не потушит его как ночник, но сейчас я чувствовала как оно бодро ходило в моей груди. Языки этого пламени доставали мне до глаз, и порой их прическа завешивала мне взор, так что я не могла уже смотреть по сторонам, я опускала голову и глядя в самый его очаг, начинала думать об этом коте. Я вообще люблю зверушек, порой они кажутся милее всех на свете, иногда они способны понять тебя гораздо лучше чем человек, и лишь только немота не дает им чувства словами снарядить. Мне было приятно от того, что кто-то меня очень порадовал и вдохновил, но еще более приятней, что я смогла кого-то обрадовать, подарить частичку своей ласки, уж не знаю сколь много ее у меня, но хочется думать, что пару сладких кусочков все же имеется. Ведь он подошел ко мне просто так, вовсе не потому, что я его покормила или манила чем-то вкусным, возможно он понимал, что проживая здесь, может кого-то обогреть своим мурлыканьем. Но затем, языки по-тихоньку успокоились, а за ними скрылись какие-то светлые мысли.

Я шла обратно домой, вдыхая благоухания свежего стаявшего снега и, не переставая радостно озаряться по сторонам, наслаждалась пониманием того, что вот наконец-то явилась долгожданная весна, начавшая постепенно топить снега, отнимая у них власть морозить все, что выйдет им навстречу. Уже так начала надоедать холодная суровая зима, хоть снег и был уж долгожданным, но теперь он был лишь в тоску, а сейчас я вижу как тлеют мои мечты, когда в суровое серое ненастье, я ждала серебристого озарения, но за зиму оно потеряло блеск, оставив лишь только серый цвет. Теперь я настолько слиплась с привыканием к нему, что уже вовсе не хочется на него обращать внимание, чудится, что он уже лежит лет сто и я начинаю немного недоумевать, как я могла о нем мечтать. Теперь он сжался в повседневность, утратил свою яркость, поэтому и не хватает у него сил броситься каждому в глаза. Видно, что он уже поседел и утратил свою красоту, но вот он наконец начал таять, о чем я мечтаю с конца зимы. А сейчас воздух – просто сокровищница благодати, о чем так чудно и дивно возвещают птицы. Мертвенную тишину начинает попирать их мелодичное пение разливающиеся то здесь, то там; и порой так неожиданно вырывается где нибудь из-за угла музыкальное щебетание. Я иду, пораженно внимая оркестру природы и думая как же дивен этот мир, как же он полон красоты, сколько в нем всего удивительного. Стоит лишь только обратить взор, как его причуды начнут разворачиваться словно новые миры и бесконечные бездны, куда как дни устремляются все невзгоды, скорби и страдания, и никто тебе не посмеет помешать любоваться ими. И тут же понимаешь бренность тьмы, и вечность Света над нею торжествует.

С какой-то радостной улыбкой я пришла домой, словно была рада всему, что меня окружает; затем быстро скинув с себя пальто, я поднялась на второй этаж, взяла краски, поставила мольберт и стала рисовать кота. Сначала я набросала эскиз, поместила его на перекрестке дорог, но затем передумала и отодвинула его чуть вглубь дороги. Отойдя немного передохнуть, я нечаянно взглянула на себя в зеркало, и ненадолго остановилась, будто поражаясь своему отражению, словно вместо себя я увидела кого-то другого. Мои голубые глаза светились от радости, губы смыкались в улыбку, и волосы ровно пробегались по плечам, чуть-чуть сантиметров на пять семь не дотягиваясь, хотя по их стремлению видно, что старались, до узкой талии. Я немного поправила волосы, прядь от которых вышла и чуть-чуть отдалилась от остальных, хотя никто сейчас на меня не смотрел, лишь только я сама, но все же по привычке решила поправить. Но затем снова принялась рисовать, стала уже наносить краску. На картину у меня ушел где-то целый день, так как несколько раз я делала большие перерывы, чтобы поесть или просто отдохнуть. Но в конце концов я закончила уже под вечер, который потопил в себе весенние краски, так как в основном был виден снег, а его проталины заделывала темнота, так что они не особо виднелись, и если они где-то и появлялись, то были похожи на тень от чего-то. Но в итоге получился тот самый серый кот, сидящий на дороге и смотрящий на меня своими прожигающими глазами, которые по-началу мутнели и не хотели передаваться, а порой даже вовсе сопротивлялись, скатываясь то к банально желтому или дурно красному, но все же спустя какое время они сошлись в тот самый оранжевый цвет, который пылал на его глазах. Но получился довольно выразительным, ушки правда у него выросли как-то по длиннее чем на самом деле, но это не особо заметно; он сидел на дороге, за ним располагаются ворота, а сам он цепко, словно когтями впивал в меня свой пламенный взгляд. Несколько минут я стояла возле мольберта, не в силах отойти от него или вообще пошевельнуться, но поразила меня не сама моя картина, а тот кот, который так же как и на картине сидел в моей памяти.

Читать дальше