Кентий Ров - Валкер

– Жора, ну что случилось, – тело поёжилось. – Утром же с тобой говорили, всё хорошо было, господи.

Кое-как Михаил смог поднять друга. Тот, в полусне, обулся, и через несколько минут они уже сидели в машине.

– Давай я тебя к матери твоей отвезу, Жор?

Егор кивнул, или же его голова просто дернулась, но Лёше и этого хватило.

– На Советский восемь, будьте добры.

– Ещё двести будет.

– Поехали уже, – Егор странно икнул и замычал. – Радио включите, что ли.

Водитель нажал на кнопку. В голове почти спящего Георгия звучал «барабан» бьющихся друг о друга балконных дверей.

Зал пел бы «Жить в твоей голове» Земфиры.

Но никакого зала нет.

Она легла к нему на плечо. Мимо проносились многоэтажные коробки, набитые людьми, а с соседнего сиденья автобуса на них неодобрительно смотрел пьяный мужик лет сорока пяти. В автобусе мерзко воняло застаревшей мочой, хотя вполне возможно, это были духи кондуктора. Женя этого не замечала, а Саша решил не обращать внимания. Они ехали уже где-то полчаса, ему казалось, что она уснула. Парень пристально посмотрел на неё: чёрт, она была хороша, для него даже слишком. Друзья – то наименование, которое его устраивало в данных отношениях, но она была хороша. Иногда ему казалось, что всё слишком приторно, липко, страшной была мысль о том, что же случится с этим моментом жизни, когда Саша пропустит эту секунду через фильтр ностальгии.

– Что ты так смотришь? – Александр слегка вздрогнул, удивившись, что она не спит.

– Твоя грудь, – сказал он с идиотской улыбкой.

– Что с ней?

– Твоего парня не смущает, что ты постоянно тусуешься с кем-то, кто в любую свободную секунду пялится на неё?

– Ой, да ну его, – она отвернулась.

– Хм.

– Ты лучше, – она, улыбаясь, снова легла к нему на плечо.

Слишком липко, слишком приторно.

Саша открыл глаза, хотя он и не засыпал. Шёл четвёртый беспробудный день, приправленный маленькими дозами микросна. Собственные мысли стали врагами, мозг, пытаясь рационализировать происходящее, лишь искусно издевался над хозяином, все построенные схемы отказывались признавать обычный душевный паралич, простой факт того, что всё умирает. Парень не выходил на улицу, боялся оставить телефон на видном месте – иначе бы он бесконечно таращился в одну точку и ждал бы невозможного звонка. Всё это помогало лишь немного, ведь даже сидя в изоляции, он чувствовал оставшиеся здесь ошмётки своих же разбросанных эмоций, которые он лишь пытался загнать глубже, – не помогало. Всё умирает. Причём случается это задолго до «официального» расставания, он смирился с фактом, но вот с отсутствием миража – нет. Страшен не факт кончины «Торпиль», но ужасает сама мысль об её изначальном отсутствии. В итоге, любая попытка рационализировать, придать смысл страданиям, выливается в противоположное состояние:

– Ты сам придумал иллюзию, идеализировал образ, потерял контроль – всё честно.

– Я был там.

– Да, но, как и сейчас, лишь придумывал реальность, как будто писал рассказ.

– Но зачем?

– Это человеческое.

– Мне плохо по-настоящему!

– Ты испытываешь боль из-за миража.

– Так хуже!

– Это так.

– Я был там!

И так до бесконечности.

Мозг хоть и понимал причину страданий, и даже их неизбежность, был не в силах совладать с болью, она, как какая-нибудь жирная мерзкая тётушка из деревни, отказывалась уезжать. Саша кое-как встал и подошёл к столу. Экран мерцал, как лампа в морге, освещая пыльные полосы от рук на столе. Парень запустил покер, в последнее время он проиграл уже долларов 200. Почти всю зарплату работника call-центра. Он посмотрел свой баланс, на котором не хватало даже на самый дешёвый турнир, и начал смотреть чужую игру. Карты мелькали на зелёном фоне, Саша даже не понимал значение, перестал различать масти. Пиксельные прямоугольники то двигались, то замирали, создавая ощущение гипнотического калейдоскопа.

– У тебя всё равно нет денег. Хватит.

Александр развернулся; на его столе, свесив ноги, сидела девушка лет девятнадцати. Чёрное обтягивающее платье оттеняло почти красные волосы. Она была тощей, как смерть, и при этом выглядела достаточно жизнерадостно – это одновременно веселило и раздражало. До боли избитый образ.

– Я не говорю с галлюцинациями.

– Разве раньше они пытались с тобой поговорить?

– Нет.

– Тогда налей, – она кивнула в сторону стоящей на столе пластиковой бутылки и протянула ему стакан, на котором были вручную выведены три буквы «ОШО». У Саши такого стакана не было: он мог не знать, сколько пальцев у него на ногах, или как он выглядит, но вот количество и «внешность» своих стаканов парень знал досконально.

– Если я попытаюсь тебе налить, я вылью полбутылки на пол.

– А ты попробуй, – она усмехнулась и игриво посмотрела.

– Так, слушай, я понимаю, что ты порождение моей фантазии, смешанное с отсутствием сексуальных связей, тем более, я пью один.

– Сколько ты уже не пил? Подумай, вспомни, ты ведь и пить уже не можешь – правда? Тем более если я – это ТВОЙ бред, то ты по-прежнему будешь пить один, – девушка потрясла стаканом.

– Хрен с тобой, – Саша взял бутылку со стола и наклонил над ёмкостью, к его удивлению, он не обнаружил, что разливает пиво по полу, а перед ним никого нет. Девушка была всё там же.

– О чём хочешь поговорить?

– Даже миражи не любят нытьё. Наверно.

– Это да.

– Значит, не о чем разговаривать, – Саша сделал огромный, даже для себя, глоток и протёр глаза. Пиво, к его удивлению, не выветрилось, он несколько раз произнёс про себя название марки, чтобы не забыть. Девушка даже не думала исчезать.

– Ты так хочешь, чтобы я ушла? Сомневаюсь, ведь ты с женщиной сколько уже не говорил? Да что там с женщиной, с кем угодно!

– Я же сказал: «Никто не любит нытьё», – он начинал злиться, этот бред затягивался, а его воплощение было слишком назойливым. – Да и вообще, ты не женщина, а галлюцинация, которая исчезнет, как только я высплюсь.

Саша лёг на кровать, сделал ещё один глоток и закрыл глаза.

Он лежит в канаве, не ожидал, что парк весь перекопали, но эта дыра посреди деревьев оказалась очень даже кстати.

– Ну куда эта сука побежала?!

– Да хер его знает.

Свет фонаря мелькнул совсем близко, парень даже подумал, что его всё-таки найдут. Будет безумно обидно, если его потащат в КПЗ только из-за того, что ему 17, и он пьян как чёрт. Почему это вообще считается преступлением?

– Да ну его в жопу!

«Эти ребята сами подпитые!» – промелькнуло в голове у самого опасного преступника в городе.

– Пошли отсюда, – произнёс силуэт под белый шум в рации.

Люди в форме удалялись к фонарям у дороги, Саша выдохнул и перевернулся на спину. Через несколько минут он совсем успокоился и закурил. Осталось пройти ещё где-то километр, один километр до счастья… парень ударил себя по щеке за такой дешёвый оборот мысли. Сигарета медленно тлела у него в руках, вокруг была тишина, лишь какая-то птица слегка свистела где-то, да мужик так громко орал на своих детей в отдалённой многоэтажке, что было слышно даже здесь, в яме. Саша поднялся и отряхнулся, чище он не стал, но хотя бы сделал всё возможное: учитывая время, обстоятельства и своё состояние. Школьник пошёл в сторону дома Жени, он старался не смотреть по сторонам: даже ночью его «химический Сайлент Хилл» выглядел угрожающе и абсурдно. Недалеко от палатки мирно спал пьяный и счастливый бомж, из двух соседних дворов были слышны какие-то крики – в общем, как дома. Мимо Саши прошла группа из пяти человек в спортивных штанах – парень напрягся настолько, что чуть не упал. Они разошлись, не оборачиваясь, правило «ходи тихо, бегай быстро» работало всегда и на всех. Парень уже почти дошёл до подъезда своей девушки, у которого, сильно сутулясь, сидели два человека в грязной одежде. Обойти возможности не было, так или иначе, пойдёшь мимо них. Александр неуверенно двинулся вперёд. В какой-то момент один из сидящих посмотрел на него: только усталость, которая со временем выдавила всё остальное. Любая мечта, стремление, побуждение, искра – утонуло всё без остатка, дело было даже не в алкоголе, их разрушило что-то другое – время. Саша боязливо ускорил шаг до двери и, озираясь, начал набирать телефонный номер.