Марина Лазарева - Ушедшие в никуда

Совсем недалеко от лодки Фирангиз увидела Офу, склоненную над мертвым тельцем ребенка. Теперь уже не раздумывая, она схватила ее за руку и потащила за собой туда, за огороды и виноградники, к большому валуну, подальше от разоряемого города.

Правитель Ширвана эмир Идаят Халид две ночи провел без сна. Покрасневшие глаза его ввалились и смотрели на мир с усталой отрешенностью. Тревожные мысли не давали эмиру покоя. Они пульсировали в висках нестерпимой болью. Никогда прежде никто не нарушал границ его страны. Если нога иноземца и ступала на земли Ширвана, то это были лишь торговцы, приходящие сюда с торговыми караванами. Днями из Шабрана прибыл гонец. Торопясь как можно быстрее доставить эмиру столь печальное известие, и день и ночь он мчал во весь опор. Он загнал коня, и сам едва не испустил дух.

На прибрежные города его страны напали русы. Хорошо вооруженные, они разделились на многие отряды и, словно рассыпанная чечевица, рассеялись по прибрежным селениям. В Шабране горели жилища. Неуемные в грабежах русы убивали, полонили мирных жителей, уводя их на свои ладьи.

Гонец с трудом переводил дыхание. Прерываясь в своем повествовании, он все время просил пить. В пути запас его воды иссяк, а он не мог позволить себе тратить время на поиски ее в степи. Едва держась на ногах, гонец поведал эмиру, что часть русов отделилась от дружины и направилась на Васаду.

От этой страшной, угнетающей дух вести Идаят пребывал в тяжелых раздумьях. Казалось, самообладание покинуло его. И не было сил принять еще и послов, прибывших к нему Гиляна и Табаристана…

После дальней дороги усталость валила с ног, но долг чести заставлял иноземных посланных держаться достойно в апартаментах эмира. Их привела к правителю Ширвана общая беда. И бороться с этой бедой им предстояло вместе. Соседи считали Ширван могучей страной. И если Ширван выступит против русов, соседние с ним народы примкнут к его силе. Может, тогда всем вместе им удастся остановить непрошеное, непредсказуемое нашествие разбойников. Гилян и Табаристан просили помощи у Идаята Халида. Они видели в нем воплощение своих надежд, защиту их детям и старикам.

Идаят Халид внимал их просьбам молча, стараясь казаться спокойным и невозмутимым. Но то, о чем рассказывали ему послы, перекликалось с его переживаниями минувших бессонных ночей, когда он думал о том, с какой легкостью разбойничьим шайкам русов удалось приблизиться к берегам Гирканского моря. Он знал, что малик-хазар разрешал им проходить через земли Хазарии, но прежде грабительские набеги русов не обрушивались на их страны. Этот удар застал всех врасплох. Ни у Ширвана, ни у Гиляна, ни у Табаристана не было необходимого им сейчас войска и мало-мальски пригодного оружия, чтобы сразиться с неуемной вражьей силой.

Идаят становился все более мрачным. На побагровевшем лице эмира нервно напряглись скулы. Хмурость прочертила на переносице две глубокие морщины. Эмир не мог отказать в помощи своим соседям, тем более что они считали Ширван могущественнее их стран. Они видели в нем силу, способную противостоять дьявольской силе русов. Идаят Халид не имел права развенчивать их убеждений, хотя у Ширвана, так же как и у его соседей, не было ничего, кроме мирных торговых посудин да рыбачьих лодок. У него не было ни армии, ни воинов, и оружие, которое должно было быть направлено против разбойников, предстояло добывать по дворам и жилищам мирных жителей. Всего этого он не мог сказать послам Гиляна и Табаристана. Гнетущая тишина повисла в воздухе. Молчание эмира затягивалось слишком долго. Наконец, собрав в нервный единый сгусток все свое самообладание, Идаят Халид, исполненный внешнего спокойствия и уверенности в своих силах, заверил ждущих от него помощи людей, что Ширван выступит против русов.

Заручившиеся поддержкой Ширвана послы удалились. Теперь эмир мог позволить себе расслабиться, хотя трудно было не думать, не просматривать предстоящие события иным, основанном на неосязаемых ощущениях зрением. Ему необходимо было создать войско, но на это не было ни времени, ни средств, а непривычные воевать мирные жители вряд ли могли стать надежной опорой в таком ответственном начинании.

Взгляд эмира сверлил известную лишь ему одному незримую точку. Сощурив глаза, он вглядывался в глубину пространства своих покоев и, словно обгоняя время, старался заглянуть за его непроглядную завесу. Он тщился увидеть исход неминуемой битвы.

Сегодня Фирангиз оставила ребенка с Офой и отправилась в город, чтобы раздобыть еду.

На базарной площади с утра было многолюдно. Голос глашатая взывал к народу от имени правителя Ширвана Идаята Халида. Он звучал громко, свободно паря в воздухе, заглядывая в дальние глухие уголки улиц, собирая вокруг себя все больше и больше людей:

– Слушайте, жители Ширвана, слово правителя вашего ширваншаха Идаята Халида. Слушайте! Беда пришла на нашу землю. Несметные полчища кровожадных русов непрошено ступили на нее. Они грабят и жгут жилища, бесчестят жен, убивают детей. Соберем же силы наши и прогоним врага с земли Ширванской. Слушайте, жители Ширвана…

Площадь тревожно гудела голосами. Внове было мирскому люду военное ремесло, чуждо, неведомо. Как безоружным мирянам, которые никогда не держали копий, никогда не выпускали из натянутых тетив стрел, идти на покусившегося на их земли, на их жизни ворога? Как?!

Толпа гудела, разнося по дворам и закоулкам весть и сомнения, сомнения и опасения, опасения и тревогу.

Тревога поселилась в душах людей с того самого дня, как приняли они корабли разбойничьих шаек за мирный торговый караван. С тех самых пор русы прочно обосновались на островах и теперь постоянно совершали разорительные набеги на земли Шабрана. В те дни, когда Небо уводило внимание разбойников от ширванских земель, когда рассовывали они по трюмам и отсекам награбленное добро, жители Шабрана могли ненадолго выходить из потаенных уголков своих, где скрывались они от призора и вражьих лап. В те дни и решили жители Ширвана спешно снарядить свою народную рать.

В эти страшные дни на базарной площади никто не продавал никаких товаров, никакой снеди. Фирангиз ничего не оставалось, как просить у проходящих мимо горожан подаяния. Кто-то вложил ей в руку кусок лаваша, кто-то подал завернутый в тряпицу шор [19] Шор – творог с зеленью. , делясь, может быть, последним. Все были едины в постигшей их беде. Многие остались без крова, многие прятались и ютились, где могли.

Фирангиз вернулась к себе в лощину. Она всерьез была обеспокоена душевным состоянием Офы. С тех страшных дней, когда на их землю ступила беда, и по сей день лившая много крови и уносящая безвинные жизни, с тех самых пор, как нашла ее Фирангиз на прибрежной гальке и притащила за руку сюда в изложину, ставшую теперь их домом, Офа словно окаменела. Она сидела недвижно, безучастно глядя в землю. Фирангиз и самой было несладко, но она крепилась, стараясь растормошить подругу, находящуюся на грани безумия.