Андрей Пейота - Бабушки – не то, чем они кажутся

– Очнись же! Очнись, ублюдок старый! Очнись! Ну, как я без тебя!?

Она рыдала, уткнувшись в его шею, кричала ему в ухо, погрузившись с головой в запах гари и Шипра. Муж ее ушел. Ушел навсегда. Глафира только коснулась своими губами его губ, отправляя его в светлый путь, и тут же почувствовала, как что-то горькое рвется у нее из груди, прорывая пищевод, поднимается к горлу и вырывается наружу. В ту же секунду, Порфирий Иванович со звериным криком вскочил на ноги. В руке он держал молоток, которым он размахивал во все стороны. Складывалось впечатление, что он ничего перед собой не видит, и не понимает, что с ним происходит. Глафира молчала, а ее мычащий и рычащий супруг Проша продвигался от прихожей в сторону кухни. Секунд через двадцать она услышала удар молотком в стену, а затем звук глухого падения. Той ночью она не могла уснуть, но эти часы не прошли даром. Она поняла, что ей делать, и как не нарушить данное самой себе слово.

И вот, сорок пять лет спустя, она также накрывает на стол, но надевает уже парадное платье. Разливает по кружкам индийский чай «со слонами», как любит ее Проша. Проведя свой ежедневный ритуал в кладовой, она заметно постройнела, и будто выглядеть стала моложе лет на десять, хотя, что тебе семьдесят, что восемьдесят – отличить трудно. С годами она поняла, что время и качество возвращения в себя ее суженого, напрямую зависит от количества горькой жижи, а сегодня у нее был отличный «улов». В эру отстраненности и социальных сетей выводить людей из себя стало куда проще, и ненависть брызжет из людей куда мощней. Вот и Порфирий Иванович явился к ужину уже минут через десять. Сел на свое любимое место у холодильника, и налил чайку.

– Глаша, у нас чего, сахар закончился, ёж твою мать?! До которого часа продмаг?

– Есть сахар, милый, есть, – она пододвинула к нему сахарницу с рафинадом. В одно из прошлых пробуждений она разбил прошлую молотком. Эту пока не узнавал. – Ты кушай, давай. Остынет.

– Чем занималась сегодня? – спросил Порфирий, только что вернувшийся с папиросами из продмага в 66-ом.

– Да, какие у меня дела? Как обычно всё. Вот, оладушек сделала. Ты-то как?

– Продавщица мне опять глазки строила. Ну, помнишь, рыжая эта? А я ей, значит говорю: «Гражданочка, встретил бы я вас лет двадцать назад…» – тут он зашипел хриплым смехом, и толкнул жену локтем под бочок.

– Я тебе встречу! – при этих словах она вновь расцвела, посмеялась, не забыв шлепнуть его по лицу кухонным полотенцем. Эта шутка смешила ее каждый день, как в первый раз.

Они еще некоторое время похихикали под чай с оладушками, беседовали по душам обо всем на свете, несущественном, и в то же время безумно важном. Когда время подошло к часу ночи, в квартире раздался хлопок, будто на пол упал старый пыльный мешок. В кухонном кране зажурчала вода, и было слышно, как ставится в накопитель чистая посуда. Свет еще долго горел в том кухонном окне. Сколько это самое «долго» длилось – определить сложно, да и не нужно. Главное – он было, они были. Есть и будут. Пока стучат на стене часы «Чайка», и дождь моросит в Ленинграде, соседям снизу будет слышен звук падения посреди ночи. Не ругайтесь, дорогие соседи. Уж так заведено, и заведено не нами. Вам на работу к восьми, а им – хоть чаи почаевничать.

3.МУХИ

Веселая история про мальчиков и девочек, в лицах, флэшбеках, сюжетных дырах и прочем наполнителе.

Мария Сергеевна Скряжнова всю свою жизнь мыслилась окружающими крайне бережливым человеком, если ни сказать что жадным. Хотя, почему бы и ни назвать вещи своими именами? Полезная практика. С молодых ногтей ее воспитывали в строгости, и, по старым традициям ее далекого цыганского предка, эта строгость воплощалась в хлестких ударах совсем не фигурального кнута. Физически, находясь в городе, довольно сложно быть аутентичным цыганом с заборами и конями, потому-то и обходились шнуром от сломанного радио. За годы воспитательных работ, с младенчества по отрочество, спина ее превратилась в сплошные неравномерные борозды, будто вспаханное бомбами поле. А лопатки ее – крылья журавлей над всем этим ужасом.

Колорит. Страшный, средневековый, но ничего не попишешь, и целый народ не перевоспитаешь.

В свои семнадцать она упорхнула из родительского дома в ночь с одним миловидным, но весьма и весьма слабовольным актеришкой, Изей. Ожидаемый и очевидный шаг, на который жизнь толкает всех, а ее она просто швырнула за дверь родительского дома, минуя ступени крыльца. До встречи с Машенькой, Изя подавал большие надежды на своем театральном поприще, но новая суровая жена смогла-таки перекроить их совместную судьбу, убедив его найти более высокооплачиваемую работу. Она не мыслила себя тираном, или деспотом, просто жить хотелось по-людски. Чтоб на плечиках манто, а под крылышком детки-лапушки, накормленные, напоенные, бегают по лужайке, как бычки перед забоем.

Изичкины родители, к слову, прямо нарадоваться не могли: их сыночка приобщился-таки к их семейному делу, и забросил свои юношеские порывы на полку благочестия и честного счетоводства. Изя стал бухгалтером, и мамочка пристроила его считать к одному зажиточному, сейчас бы сказали «владельцу крупной торговой сети». Тот факт, что жена у него из гоев старательно скрывался от всех знакомых семьи, но лишь из благодарности за то, что сыночек теперь шел по пути истинному, и не убоялся зла, и обновленной системы налогообложения.

И, надо признать, Изя работал самоотверженно и честно, столбик к столбику, циферка к циферке, несколько лет к ряду. Но вот, Мария сообщила, что скоро разродится. Подобные новости в момент переворачивают моральные устои любого мужчины, не то что бухгалтера – там вообще, пиши пропало. Изя был морально готов к злодеяниям и махинациям, мало того, он чувствовал талант к этому делу, но не было, знаете ли, того самого оправдательного фактора, который ищет любая персона в момент потирания потных ладошек. А с появлением Семушки столбцы с пометкой «расходы» по всем торговым лавкам стали стремительно увеличиваться, пусть и незаметно взгляду обывателя. Возвращаясь домой, в свою серую комнату с подержанным бежевым комодом, он как можно скорее передавал свое «заработанное» женушке, которая только и умела в последние месяцы, как прятать всё по углам да по секретным баночкам. Ему ничего особо не надо было, кроме как подойти к резной люльке, да посмотреть на сына. А Сема улыбался ему слюнявым беззубым ротиком, да лопал пузырики из носика. А Изя качает люльку, да не нарадуется. Стоит имбецилен, лицо коровье-индийское, и думать не о чем. И вроде бы, идиллия. Сундучки по квартире, жена суетится, Семушка накормлен одет и обут. И да, квартирка не из лучших, и стены тонковаты. Еще соседи щенка завели осоловелого, что только и знает, как тявкать. Но, не стоит его винить. Он просто не понимает, что ему охранять в соседской квартире, состоящей из трех табуреток и двух алкоголиков.