Галия Мавлютова - Ночи северного мая

– А как звать парнишку? – спросил Басов, придерживая трубку ладонью.

– Влад. Влад Карецкий, – неожиданно гулко донеслось из трубки.

– Да тихо ты! – чуть не выругался товарищ Басов. Он оглянулся и посмотрел на дверь. А вдруг там Москвин? Ещё подслушает, а разговор секретный.

– Влад Карецкий. Студент. Педераст. Всем хвастает, что педераст с детства, и гордится этим. Николай его давно знает.

– Вот какие дела, понимаешь! – выдохнул Басов и покачал головой. – Ну что, ты там смотри за порядком-то! Будет что свежее, принесёшь в клюве. А я тут на вахте постою. – Басов осторожно положил трубку на клацнувший рычаг. Потом осторожно, на цыпочках вышел из-за стола и подошёл к двери. Нагнулся, постоял, прислушиваясь, затем резким рывком распахнул, но за дверью никого не было. Басов усмехнулся и вернулся за стол.

– Так-то, товарищ Москвин! – пробормотал Басов и заскрежетал зубами. – Так-то! Педераст он, педераст, твой Влад Карецкий. Педераст! А ты скрыл от меня, гадёныш! В рапорте не указал. Грош цена твоему рапорту!

– Вы что-то сказали, товарищ Басов? – спросил вошедший Москвин. В руках он держал кулёк с пряниками.

– Н-нет, нет, ничего не сказал, товарищ Москвин! Вам показалось.

Басов скривил рот, а Сергей улыбнулся. Он не привык к стремительным переходам товарища Басова обращаться то на «ты», то на «вы» и не научился скалить рот, изображая приветливую улыбку. Он ещё многому не научился. И он это знал. Они углубились в бумаги. Каждый из них двоих думал, что именно он окажется хитрее другого.

Отшумели первомайские демонстрации, отзвенели праздничные салюты. Город погрузился в трудовую суету, отдыхая после шумных праздников. Прохладная погода не благоприятствовала прогулкам. По вечерам в парках и на улицах города было непривычно тихо. Сергей шёл по вечернему городу и думал, почему так неудачно складываются дела на службе. Всё получается не так, как он хотел. Исполнять чужую волю оказалось неподъёмным делом. Его не радовал предстоящий вечер в компании разудалых молодых людей, не умеющих применить гремучую энергию на полезные дела. Они не умели, да и не хотели учиться жизни. Сергей видел в них не людей, а трутней, тратящих драгоценные часы и дни на пустое провождение времени. Болтаются по городу, меняют адреса, бегут от учёбы и общественно полезной деятельности. Только вот куда бегут, от чего и от кого, не понимают.

Из всех выделялся Влад Карецкий. Сергей много думал о нём. Ему нравилась его редкая красота; она волновала его, но не больше того. Юноша, обладающий необычной внешностью, не являлся личностью. Это было написано на его лице. Сергей не понимал, почему органы так ухватились за Карецкого. Обложили парня, как волчонка, пасут со всех сторон, а тот и в ус не дует. Ходит по блатным хатам и богемным флэтам и направо и налево рассказывает, что он гей. Педераст. Педик. Гомик. Пидор.

Сергей поморщился. Слова-то какие противные. Что уж говорить о людях, которым эти слова предназначены? Нет, не об этом он мечтал, когда пришёл в органы. Как же не повезло ему с назначением! Управление кадров отправило Сергея по разнарядке именно в тот отдел, который разрабатывает статью по мужеложству. Кроме этой статьи в отделе было много других направлений. Наркомания, педофилы, притоны разврата. Иногда Сергею казалось, что все человеческие пороки собрались в одном месте и в одно время, чтобы их учли и распределили по учётным карточкам. В штате отдела были собственные архивариус, специальная картотека, фотограф и спецучёт. Поначалу Сергей хотел сбежать не только из отдела, но и вообще из органов. Ему не понравилась новая деятельность. В средней школе милиции он мечтал бороться за справедливость, то есть участвовать в перестрелках и задержаниях опасных преступников, разбойников, убийц, грабителей, чтобы лично брать голыми руками подонков общества, а его заставили заниматься разного рода извращенцами, которых нужно годами пасти, да ещё и проводить с ними все свободные вечера.

Сергей прибавил шаг, чтобы переключиться на что-нибудь другое, но быстрая ходьба лишь усиливала злость. Вечер, проведённый на квартире Николая Гречина, не засчитывался как рабочий. Это время не оплачивалось. И неважно, что Сергей планировал сегодня пойти в театр. Он ещё ни разу не был в театре, но товарищ Басов отшутился: мол, наша работа увлекательнее любого театра. В органах каждый день новые постановки, и никто не знает, кто будет следующим героем. Сергей попытался поправить его, дескать, как же так, ведь героев из картотеки отслеживают, пасут, фотографируют, знают о них всю подноготную, но стушевался и промолчал.

Со старшим товарищем лучше не спорить. Товарищ Басов тратит личное свободное время на обучение нового сотрудника азам оперативного дела. Он возится с Сергеем на добровольной основе, хотя его никто не просил об этом. Товарищ Басов учит Сергея правильно говорить с подучётным контингентом, расшифровывать словечки из уголовного жаргона, приучает молодого сотрудника к дисциплине. Москвин тоже старается. Показывает себя не только прилежным учеником, но и благодарным человеком. Сергей никогда не спорит с Басовым, не огрызается, на все замечания покорно отвечает «есть», «слушаюсь», «так точно». Старательный ученик с помощью учителя пытался полюбить свою работу.

Сергей понимал, что со временем исчезнет новизна, служба станет привычной и превратится в рутину и тогда уже у него самого появится стажёр-оперативник. А сейчас придётся всё терпеть и соглашаться со старшими товарищами. Сергею на многое приходится закрывать глаза. В отделе, где людские пороки подпадают под жёсткую кодификацию, все сотрудники прилюдно называли друг друга товарищами. Товарищ Иванов. Товарищ Басов. Товарищ Петров. Товарищ Москвин. Словно у них не было имён. Словно они поставлены на один пофамильный учёт. Словно все эти люди обезличены и сами подвергли себя жестокой кодификации. Такая неприглядная складывалась картина. И хотя товарищ Басов пообещал, что вопрос с оплатой когда-нибудь будет решён положительно и дежурства по вечерам засчитают как рабочие дни или рассчитаются отгулами, всё равно хотелось выть от тоски.

Сергей хотел сплюнуть, но сдержался. Улица сияла удивительной чистотой. Ни одной бумажки. Ни одного плевка. После майских праздников город тщательно убрали. На улицах малолюдно из-за холодного ветра. Все горожане сидят по домам, сорить некому. Под порывами ветра хлестали полотнища майских плакатов и транспарантов. Скоро начнётся подготовка к морскому параду. Тогда первомайские плакаты снимут и повесят новые.

Сергей присел на садовую скамейку с выгнутой спинкой и прикрыл глаза. И тут же мысленно увидел Влада Карецкого. Лицо юноши прыгало и подскакивало, словно отделилось от туловища. Внутри Сергея что-то вспыхнуло и обожгло, точно вдруг ожил забытый страх. Сергей вскочил со скамейки и торопливо зашагал в сторону дома, где проживал Николай Гречин. Завтра товарищ Басов потребует отчёта о проделанной работе. Придётся попотеть над рапортом, но перед этим необходимо выдержать вечер в компании Влада Карецкого. Чувак снова будет рассуждать о ранней смерти и голубях, огромной стаей слетающихся к нему на будущую могилу. А вся компания за столом будет заглядывать юноше в рот, чтобы не пропустить ни слова.