Галина Горячева - Кукушкины дети

Отсутствие четкого представления о том, куда идет страна, беспомощность партийной верхушки, раболепские заигрывания с лидерами капиталистических стран и безудержная зависть к условиям их жизни, внутрипартийные интриги и полное забвение о нуждах народа – вот, что было представлено на политических подмостках того времени. Все это безусловно приводило к потере доверия к руководству страны.

К концу восьмидесятых правительство уже было не в состоянии выполнять свои обязанности. Сначала стали пропадать продукты. Итак скудный ассортимент опустился до крайних пределов. Затем начались перебои с заработной платой и пенсией. В такой критической обстановке да еще с наличием многих других проблем начали расти цены. Заграничное слово «инфляция» выучила вся страна от мала до велика. Порой она достигала восьмисот процентов. В средствах массовой информации начались пустые разговоры о том, что у нас, мол, цены были занижены, а во всем мире эти товары стоят гораздо дороже. Мы, мол, держим курс на выравнивание цен до уровня мировых. Пора, мол, жить с остальным миром по единым правилам. Народ возмущался, совершенно справедливо требуя выровнять тогда и зарплаты, а самое главное выплатить их. Ответа не было. Денег тоже не было. Ни у правительства, ни у народа. Зато был долг. Страна была не только нищей, но и в долгах. Начались волнения, забастовки, митинги. А кого ругать? Кого упрекать? В чем упрекать?

Государство народное. А народ – это все мы. От капитализма отказались в семнадцатом году. С социализмом провалились. Другого ничего не знаем, что бы сейчас подошло. Демократы рвали глотки за демократию. Народ им не перечил, но и поддерживал как-то вяло. Демократия без тепла и хлеба не Бог весть какая радость. СМИ направляли мысли в нужное русло. От капитализма отказались, мол, не мы, а отцы и деды. Им не нравилось. Они социализма хотели. А мы им сыты по горло. Нам капитализм больше нравится. Вон за границей как живут. Да у них социальных гарантий больше чем у нас. По телевидению стали чаще показывать зарубежные фильмы. Заграничная жизнь привлекала, своя угнетала. Сказать, что все были согласны на возвращение капитализма, нельзя, но и выбирать-то больше было не из чего. Каждый понимал, что согласие или несогласие здесь ничего не решает. Новый строй в страну за один день не затащишь и старый в форточку не выкинешь. Ни за год, ни за десять не устроишь того, что у некоторых там во Франциях да в Англиях имеется. Каков же выход? Да никакого. Живите, как хотите и делайте, что хотите – был по сути дела ответ. Приличия, конечно, отчасти соблюдались. Речи какие-то говорились. Мол, мы стремимся к тому-то да к сему-то. Будет у нас то-то да сё. Усилия, мол, направляются. Всем было ясно, что все это пустое. Суть была одна – спасайся, кто может и как может.

На кухнях стали судачить о том, что, мол, сейчас все можно. Приказ, мол, даден – никого ни в чем не ограничивать. А чтобы выжить, шевелиться надо. Как шевелиться и чем шевелить, никто не знал. Да и откуда? Уже выросло четвертое поколение людей, живущих при социализме. В условиях, где инициатива наказуема. Где шаг в сторону – расстрел или тюрьма. Предпринимательство и инициатива назывались единым словом – самоуправство. Смысл этого слова был отнюдь не положительным. Торговля в любом виде – спекуляция. И то и другое – вещи не допустимые, а значит наказуемые. Были годы, когда даже скотину держать запрещалось. Вот после этого всего и предлагалось шевелиться.

Молодежи было и трудней и легче одновременно. Труднее, потому что они были совсем не устроены в жизни. Не было никакого тыла. Работу получить еще не успели. А кто успел, того увольняли по сокращению в первую очередь. Новой работы не было. Денежных запасов тоже. Легче, потому что они застали только последние, самые спокойные годы старого режима и были, что называется, не пуганными. Им было несравнимо легче решиться на что-то новое. Именно молодежь первой ринулась в бой за освоение новой жизни. Самым простым была торговля. На Родине нужно было все, так как не было ничего. Спрос самый высокий был обеспечен. А вот, где взять товар? Чем торговать? Ответ был очевиден. Раз открыли границы, значит там и нужно брать. За границей. По всей стране стали организовываться сначала туристические, а затем и коммерческие поездки за рубеж с целью закупки товара. Вот этот товар и продавался в киосках и ларьках.

Глава 3

По старой привычке Елена Леонидовна и Валерий Иванович по дороге с вокзала зашли в гастроном недалеко от дома. К их удивлению магазин был почти пуст. В хлебном отделе имелся черный хлеб одного наименования и все. В молочном был майонез. Остальные полки были завалены морской капустой и кабачковой икрой в банках. Старики с удивлением увидели, что вместо продуктов на полках лежат детские игрушки. Причем везде одни и те же. По всему было видно, что выложены они здесь не по случаю заботы о детях, а с целью хоть чем-то занять пустые места.

– Лидусь, а что это с нашим гастрономом? Закрыть, что ли, собрались? – робко спросила мать, уже предчувствуя неладное.

– Нет, мамуль, не закрыть. Хотя кто это знает! Может и вообще скоро всё закроют.

– В каком смысле? – подключился к разговору отец.

– Ну, родители! Вы что там у себя в деревне вообще, что ли, от жизни отстали? Один строй закрыли. Другой что-то никак не открывается. Ну, вот это и есть издержки переходного периода. Так в газетах пишут.

– Нет, мы, конечно, знаем, что компартия прекратила свое существование, и что Ленинград назад в Санкт-Петербург переименовали, но чтобы в Москве увидеть такое. Этого мы себе представить не могли. Это же ужас – с совершенно испуганным лицом бормотала Елена Леонидовна.

– Да никакого ужаса. Мы уже привыкли и приспособились. Не все, конечно, но в основном люди научились перебиваться, как придется.

Они вышли на улицу, купив только хлеба, но зато сразу три буханки. Дочь пыталась успокоить родителей, в глазах которых читался просто панический страх.

– Ну, что вы расстроились? Я же вам не зря говорила, чтобы вы взяли с собой продуктов из деревни. Вы же их привезли с собой. Правда? – как к детям, с преувеличенной заботой обращалась она. Тем временем они дошли до своего дома. Остановившись у подъезда, Валерий Иванович, все еще не отошедший от увиденного, снова заговорил:

– Нет, ну в провинции это почти обычное дело. Продуктов завозят мало и все сразу же разбирают. Полки почти всегда пустые. Но в нашем, таком большом и раньше таком хорошем гастрономе застать такую картину я не ожидал. Этого никакой перестройкой извинить нельзя.

– И оправдать – зло добавила супруга, тоже еще не очнувшаяся от переваривания увиденной наглядной информации.