Анатолий Агарков - Село Хомутинино: нравы и люди

О ту пору жил в городе Троицке известный купчина Зотов. Далеко слава о нем шла – мол, изворотлив, удачлив, богат. А тому дела нет, что о нем говорят – жизнь свою так построил: каждую минуту в дело, каждую копеечку в оборот. От мысли, что завтра сделает то-то и то-то, и в кармане на тысячу рублей станет больше, он хмелел как от вина. А уж и так богаче его не было на Южном Урале.

«Куда тебе столько?» – судачили люди. «Да разве ж себе? – могутными плечами тот пожимает. – Для славы и пользы государства Российского все труды». И щедрой рукой на церковь, на благотворительные дела раздавал…

Но однажды из торговой поездки в страны полуденные возвернулся Зотов сам не свой, весь больной: подцепил какую-то заразу – кожа паршой пошла, руки-ноги скрючило. Иссох, пожелтел, места живого от волдырей нет.

Уж, какие только деньги ни платил купец, какие лекарства ни пил, из каких заграниц лекарей ни выписывал – здоровье все хуже да хуже. Не зря говорят – его не купишь.

Совсем закручинился молодец: жизнь потеряла всякий смысл – не рад злату-серебру в сундуках, товарам в лавках. В зеркало глянуть боится и даже завидует тяжкой доле старого негра с цветной картинки на стене.

Закрылся Зотов в тереме, уж и на улицу ни ногой – ни в церковь, ни по делам торговым не выходит. Только доверенный приказчик с деловыми бумагами к нему допущен. Конец жизни молодецкой – гирька часов до полу дошла. Беда…

Тут про Чокориху ему донесли. Уж если и она не в силах помочь, решил купец, тогда в гроб. И поехал с надеждой…

Вздорной купцу показалась старуха. «Озеро обчее, не мое – какое тебе дозволенье надобно? Залезай, мажься грязью да смывай – вот и смоешь болесть. А кошель свой поганый убери» – и оттолкнула руку дающего.

Конечно, искупался Зотов в озере, да и уехал домой с мыслями собороваться.

День-деньской сидит сычом у окошка, смерти ждет да на людишек поглядывает. Всех ненавидит, а больше – себя самого. Беда пущая!

Тут как-то девки с песнями, руки «под крендель», мимо шли. А одна уж такая красавица – что лицом, что нарядом, что голосом. А главное – глаза непустые, полны смысла женского. Приглянулась Зотову – спасу нет.

Приказал дворне коня седлать. Один верхами помчался к старухе, что у озера Чокорево обитала. Пал на колени – слезы по бороде двухмесячной давности. «Прости, баушка, денег не предлагаю, а Христом Богом умоляю – излечи ты меня. Помоги от заразы избавиться, на красе ненаглядной жениться, ребятёшками малыми душу порадовать». Упал Зотов лицом в травы, и подниматься не хочет – мол, не поможешь, тут и помру.

Посмотрела на гостя глазами мудрыми Чокориха и молвит: «Излечу, если не пожалеешь шкатулки камней-самоцветов». «Ничего не пожалею! – вскочил купец на ноги. – Все отдам: здоров буду, еще наживу».

Примчался в Троицк и в лавку свою ювелирную – полную шкатулку насыпал бриллиантов, жемчугов да изумрудов с рубинами. Слуги за руки хватать – уж не спятил ли барин? А он всех растолкал и был таков – даже не ведали, куда опять ускакал.

А он на Чокорево и Чокорихе вручает дары несметной цены. Приняла бабка шкатулку, отварами гостя напоила, почивать уложила – мол, утро вечера мудренее.

Привела поутру купца на берег Подборного – тут недалече, шагов триста – открывает шкатулку: «Мои, говоришь? Ну так, за сердце держись». Взяла горсть самоцветов ладонью старческой, размахнулась и кинула камни бесценные в воду. С легким плеском вспороли они гладь озерную и пропали с глаз.

Дыхание сперло миллионщику Зотову, малиновой морда стала – будто не человек совсем, а готовый апоплексический удар. Старуха же с ловкостью карманника из шкатулки в воду бросала самоцветы такой цены, что любой ювелир потянулся бы за таблетками. Схватился за сердце и купец….

Когда последний бриллиант канул с глаз, Зотов бездыханный лежал… Ну, почти.

Перекрестилась Чокориха, поставила пустую шкатулку на пенек и удалилась, шаркая старческими ногами.

Долго ли коротко время шло – оклемался купец. Сел и задумался – что же произошло? Посмеялась над ним ведьма старая, выжившая из ума! Пойти, пришибить за надругательство над чувством купеческим? Так завсегда успеется. Пусть ее! Попробовать бриллианты достать, пока никто не пронюхал? Видел место, где падали – не глубоко.

Больное тело к тому времени настолько окостенело, что Зотов боялся утонуть и на мелководье. Но жадность такая штука – пуще страха она… Залез, ныряет, на четвереньках по дну ползает, ил руками перебирает, хотя каждое движение болью в теле отдавалось – весь измазался черной грязью, но до заката нашел-таки несколько самоцветов.

Ночью греется у костра, размышляет. Черт с ней, бабкой – пусть живет дура-дурой. Посмотрел на камешки, в шкатулку возвращенные, прикинул в пересчете на стоимость – столько в день он никогда не зарабатывал. И решил остаться – пока лето, пока тепло стоит, собрать безумной старухой выброшенные сокровища.

Такова мудрость раба денег – в могиле ногой одной, а своего не упустит: ни перед чем не остановится, раз ему в голову вступило.

С утра, чуть роса с трав сошла, купчина уж в озере елозит – камни свои шукает. Как солнцу в зенит, пришла на берег Чокориха – с пшеничной лепешкой да кувшином козьего молока.

Зотов поел, подобрел и говорит старухе: «Обиду стерплю, только ты ни кому не говори, что сотворила». «Ищи-ищи, любезный, ни единой душе не промолвлюсь», – отвечает та.

Два месяца собирал сокровища купец Зотов на дне Подборного – треть из того, что было в шкатулке, возвернул. Но все кончается – кончилось и тепло: зимой потянуло.

Засобирался Зотов домой. Чокорихе говорит: «Ты обещала – слово держи: чтоб никому».

«Езжай-езжай да следущим годом возвертайся».

Уехал купец и не вернулся. За делами, от жадности затеянными, не заметил Зотов, как излечился – парша сошла, руки-ноги распрямились, здоровьем да силушкою тело налилось: краше себя прежнего стал. Немедля женился на избраннице – детей полный терем завели. От дел не отошел и щедрее стал на благотворительность.

А мудрая Чокориха, говорят, по сей день жива – только избушки ее не стало.

Вот такой сказ.

А сокровища на дне Подборного нет-нет да находят в прибрежной грязи.

Местным ваятелем по дереву увековечена Чокориха: сидит она с кувшином в руках у самого берега – должно быть купчине Зотову молочка принесла. Ведь какова! Додумалась, как купца излечить – тому бы в жисть не решиться сокровища в воду бросить…

И жадность порой бывает полезна.

К чему легенды пересказал? А вот! Любопытствую – из-за каких событий печаль имеет смысл, а радость причину. И еще хочу знать, до какого предела могу дойти в своих надеждах – в воображении-то давно поднялся до уровня некомпетентности…