Ольга Фарбер - Пепельная Луна

– Est-ce que ça va? Est-ce que vous allez bien? [1] Как вы? Как ваше самочувствие? ( фр .)

Катя с трудом открыла глаза, не осознавая в первый миг пробуждения, где она находится, и с трудом возвращаясь в явь из липких объятий кошмарного сна. Француз держал ее за плечи и встревоженно смотрел в лицо.

Пол купе устилали газеты. Катина сумка и мобильный телефон тоже валялись на полу. Несколько Сониных фотографий, которые Катя всегда брала с собой в дальние поездки и клала в ежедневник, рассыпались веером. Голова гудела, Катя провела рукой по покрытому испариной лбу.

– Что случилось? – спросила она его по-русски и повела плечом, давая понять, что желает освободиться от нежданных объятий.

Француз тут же отпустил ее и секунду подержал руки поднятыми, как бы сдаваясь и тоже давая понять, что не имел дурных намерений.

– Почему мы остановились? – снова по-русски спросила Катя скорее себя, чем его. – Мне приснилось или был удар?

Француз беспомощно развел руками, опустился на колени, подал Кате сумку и телефон, аккуратно сложил стопочкой Сонины фотопортреты на стол, затем принялся собирать свои газеты. Книга Набокова нашлась под диваном.

Катя понемногу приходила в себя. Роман на английском окончательно вернул ее в языковую реальность.

– Вы говорите по-английски? – спросила она.

– Да, конечно, – ответил он с типичным французским акцентом, продолжая стоять на коленях. – Меня зовут Оноре де Монтиньяк. Я рад, что вы не ударились, мадам. Поезд резко затормозил, все полетело. Вы спали так беспокойно и стонали во сне! Лежали на самом краю, я едва успел подхватить вас. Сейчас я выйду в коридор и выясню, что случилось. Я иногда езжу в Москву этим поездом, такого не должно быть, это что-то чрезвычайное.

– Екатерина Суворова, – представилась она и подала ему руку.

Француз слегка сжал ее свой огромной ладонью.

Пока она спала, он успел переодеться: серый костюм сменила светло-голубая рубашка-поло и льняные брюки. Увидев скачущего всадника на кармане рубашки, Катя машинально отметила про себя название известного бренда.

Катя опустила ноги на пол и надела туфли. Вместе они выглянули в коридор и наткнулись на проводника.

– Вы не пострадали при торможении? – спросил он их по-английски. – Наверное, это кабан или лось. Такое редко, но случается. Выбегают на дорогу, не везде есть ограждения….

Катя взглянула в окно. На пригорке высились небольшие домики. Судя по времени, они ехали уже по территории Польши. Неужели так близко от жилья встречаются дикие животные? Хотя, может, где-то рядом лес.

Она вернулась в купе и притворила за собой дверь. Француз остался в коридоре. Несколько человек прошли быстрым шагом, оживленно переговариваясь по-французски. Оноре что-то спросил у них и, услышав ответ, присвистнул.

– Скоро мы поедем? – спросила Катя, когда он вошел в купе.

– Точно неизвестно. Возможно, еще немного постоим, но ночью поезд нагонит и придет вовремя, не переживайте. Давайте зашторим окно? Это солнце такое яркое…

Катя глянула на розовую полоску солнца, оно проглядывало из-за набежавших туч и отнюдь не претендовало на то, чтобы слепить глаза.

– Погодите, что это? – она прильнула к окну. – «Скорая»… Это не кабан… Поезд сбил человека?!

Белая машина с красной и синей продольными полосами и надписью «Ambulance» быстро ехала, сверкая проблесковыми маячками, по гравийной дороге, идущей к насыпи, на которой замер, словно провинившийся, поезд.

«Уа-уа-уа-уа», – протяжно плакала ее сирена, заставляющая сжиматься сердце при мысли о том, что этот тревожный колокол хоть раз в жизни, да бьет по каждому, и дай бог, если это заурядное отравление, высокая температура при простуде или приятное событие – грядущее появление на свет нового человека. Но ведь бывает и по-другому, и от этого никто никогда не застрахован.

Они едут во втором вагоне, значит, там, впереди, совсем рядом, на путях лежит тело, а может, прямо под ними, ведь скоростной поезд, несмотря на экстренное торможение, имеет большой тормозной путь. Катя представила себе распластанное тело, бурую кровь на рельсах, которая еще не успела запечься, и ей стало дурно. Горло сжал спазм. Хорошо, что она сегодня ничего не ела, только чашка кофе и круассан утром, иначе ее бы стошнило прямо здесь, перед этим великолепным французом.

– Екатерина, лучше вам не смотреть. Да, только что сообщили, что под колеса попал молодой человек. Очевидно, наркоман. На станции оказались свидетели, говорят, он вел себя неадекватно, явно находился под воздействием чего-то. Вы очень бледная. Вам плохо? Я спрошу у проводника лекарство. Какое успокоительное вы обычно принимаете?

– Никакое. Спасибо, я в порядке.

Он протянул ей стакан воды. Катя сделала маленький глоток, но испугалась, что ее стошнит, поблагодарила и поставила стакан на столик, который разделял их, обозначая границу.

На столике лежали Сонины фотографии.

– Это ваша дочь? – Француз явно желал увести разговор и переключить Катино внимание. – Очень красивая девушка, но, наверное, она больше похожа на вашего мужа?

Катя неопределенно кивнула, не признаваться же, что мужа у нее никогда не было. Она бережно убрала фотографии обратно в ежедневник, затем выпрямила спину, прижалась к стенке купе, прикрыла глаза и начала медленно дышать, стараясь, чтобы вдыхаемый воздух доходил до самого низа живота. Так учила бабушка в детстве, когда Катю укачивало в транспорте, а им надо было проехать несколько остановок до поликлиники. Как и у многих людей со слабым вестибулярным аппаратом, окреп он у нее уже во взрослом возрасте, когда Катя сама села за руль. Сработал всем известный феномен: водителей никогда не укачивает, даже если в качестве пассажира они не могут проехать и десяти минут.

Сейчас дело было даже не в тошноте, а в этих зримо представленных каплях крови, которые и вызвали спазм. Катя дышала, как учила бабушка, и прислушивалась к себе: неужели это предвестник панической атаки? Она не боится вида крови, принимает в подарок алые розы и даже купила себе красное платье, как посоветовал ей Лабковский. Она умеет отделять мнимое от реального. У нее все хо-ро-шо. И у Сони все хо-ро-шо. У них обеих все просто замечательно, а попавший под колеса наркоман – одна из чужих бед, которые не имеют к ним никакого отношения. Это все нервы, усталость, впечатлительность – от них так заходится сердце…

Поезд тронулся. Француз сел напротив и опять зашелестел газетами. Катя решила, что он снова примется невозмутимо читать, и позавидовала его выдержке, но, когда открыла глаза, увидела, что он всего лишь сложил газеты в ровную стопку, а сверху опять поместил книгу.

– Вам нравится Набоков? – спросила его Катя.