Иван Охлобыстин - Песни созвездия Гончих Псов

Юлий Иванович, не глядя, схватил его и выпил в один глоток.

Тут телефонная трубка отозвалась басом:

– Слушаю вас! Алло?!

– Да?

– Что – «да»? Вы мне звоните?!

– Да, господин Фролов! Я! Литвиненко. Из Усть-Куломского леспромхоза.

– По какому вопросу?

– Мной изысканы необходимые резервы для многократного повышения производительности.

– Молодец! Откуда? Интересно, – подобрел голос.

– После тщательного изучения вопроса и произведенных расчетов я пришел к выводу о необходимости строительства сквозной транспортной линии от Усть-Куломска к Белоборску.

– Но это огромные затраты! – опять посуровел голос.

– Совсем не огромные, – стараясь быть как можно убедительнее, затараторил Литвиненко. – Силами леспромхоза, без дополнительных инвестиций, в полтора месяца проложим линию и уже через месяц на двойную выработку выйдем.

– А материалы, материалы откуда?

– Рельсу снимем с путей на старые вырубки, дерева полно, бригада дорожников справится. Мужики они рукастые. Только бы нам оборудования еще подкинуть необходимо.

– Подожди с оборудованием. Ты уверен, что эта твоя линия плановый показатель улучшит? Принципиально ответь!

Юлий Иванович уже было открыл рот, чтобы сказать что-то такое главное, отчего все его предположения принимали масштабы несравненно большие, нежели безликие, плановые отчеты о добыче леса, как резко изменился в лице, вскочил со стула и скрестил ноги.

– Алло! Вас не слышно! – пробасила трубка.

На лбу директора выступили крупные капли пота, у него напряглись скулы и побагровели глазные яблоки.

– Не слышу, – повторила трубка, – или вы мне ответите, или я отключаюсь.

Литвиненко от безысходности зажмурился, вздохнул, прекратил внутреннюю борьбу, шумно облегчился, после чего опять поднес трубку к уху.

– Что-то со связью, – твердо произнес он, – отвечаю принципиально, как демократ. Я считаю, что предложенный мной план увеличения нормодобычи на вверенных мною участках абсолютно соответствует директивам Кремля, озвученным Президентом в новогоднем послании к народу. Так и только так, в преодолении формалистических тенденций, в творческом осмыслении каждой, отдельно взятой производственной ситуации мы сможем выйти на высоты, соответствующие духу демократического строительства.

– Убедил, – после долгой паузы удовлетворенно крякнула трубка. – Правильно мы тебя, Литвиненко, выбрали. Только такие, как ты, и смогут. Будет тебе оборудование. И премии дополнительные будут. Работай!

Раздались короткие гудки. Юлий Иванович вернул трубку на аппарат, дотянулся до стола, на старом, бухгалтерском бланке написал записку, сложил ее в восьмеро. Подумал и на всякий случай заклеил записку канцелярским клеем. Потом, стараясь не расставлять широко ноги, подобрался к двери и в щелку позвал:

– Люба?! Люба?! Иди сюда. Вот, отнеси записку моей жене. Быстро давай.

После того, как Любочка расставила перед каждым из собравшихся по стакану с горячим чаем, Литвиненко, переодетый в новый костюм василькового цвета, объявил повестку дня.

– Господа! – громко начал он, и эхо разнесло звуки его голоса до гипсовой лепнины потолка. – Администрация поручила нам особую задачу. Можно сказать, оригинального содержания.

Раппопорт хмыкнул.

– Что смешного я сказал?! – возмутился Юлий Иванович.

– Я вас умоляю! – давясь от смеха, прохрипел главный бухгалтер. – Просто звучит, как реклама суздальского стриптиз-бара.

– Возмутительно! – подал голос скромно стоящий у стены главный инженер. – И этот человек воспитывает детей!

– Мало того – четверых детей, двоих своих и двоих приемных, – успокаиваясь, уточнил главный бухгалтер. – А вам, господин Луков, дети из красного уголка хомяка доверили. Где хомяк?

– Сдох ваш проклятый хомяк! Сердце у хомяка больное было! – возмутился Луков.

– Господин Луков хомяка с собой в баню париться взял, – торжественно заключил Ефим Михайлович и обратился к директору: – Прошу прощения, Юлий Иванович. Нервный день. Конец квартала. Продолжайте.

– Соберемся, друзья! Соберемся! – откликнулся тот. – Суть вышеупомянутого поручения такова: мы должны соединить Усть-Куломск и Белоборск прямой железнодорожной магистралью.

– Зачем? – поинтересовался главный бухгалтер.

– Как зачем?! – воскликнул Литвиненко. – Для большей эффективности труда.

– Ну, мы и так не скучаем, – напомнил Раппопорт.

– Значит, будет значительно веселее, – в категорической форме заключил директор и повернулся к бригадиру дорожников: – Что вам, господин Прокопенчук, для этого требуется?

– Мотовоз с платформой в личное мое распоряжение, – начал загибать пальцы Прокопенчук, – и чокеровщик.

– Получишь, – пометил у себя в блокноте Литвиненко.

– В вальщики Сысоева мне дашь, – незаметно перешел с начальством на «ты» бригадир, – аккорд – сорок процентов и пусковые. Пусковых – двадцать процентов. И премию.

– Сделаешь в срок – будет премия, – согласился Юлий Иванович.

– В размере квартальной, – поставил точку Прокопенчук, – за ударный труд на особо важном объекте.

Главный бухгалтер вытер плешь концом старого шелкового галстука. Потом им же потер очки. И полюбопытствовал у бригадира:

– А не треснешь?

– Не тресну, – авторитетно заверил тот, – лишь бы ты не треснул. И бригаду разборщиков – под мое начало. И лапы им сварить новые, не из тех ломов, не цветных, что гнутся, а закаленных, сам отберу.

– Это грабеж! – взвизгнул главный инженер.

– Все? – не обращая внимания на возмущение Лукова, спросил Литвиненко. – Но смотри: чтоб завтра в девять приступили!

– Не знаю, как у вас, господа, – поднимаясь с места, заметил Раппопорт, – но у меня от нашего совещания осталось очень сложное впечатление.

– Что вы хотели, господин Раппопорт, – тяжело вздохнул начальник планового отдела, – вся работа ложится на бригаду дорожников.

– Да, но что подумают люди! – развел руками главный бухгалтер.

– Люди, люди! – негодовал Литвиненко, пробираясь вместе с Прокопенчуком сквозь тайгу на рассвете. – Люди ханку глушат, как ошпаренные. Людям дела нет до прогресса!

– Я его понимаю, – подал голос бригадир, – но ничего не поделаешь, мои люди – моя забота. Нам же быстро надо?

– Очень быстро, – утвердительно кивнул директор, взглянул на карту и насек топориком метку на стволе дерева. – Кровь из носа – пять километров за полтора месяца.

– Будет пять за полтора, – пообещал Прокопенчук, – сделаем.

– Смотри! – показал на ствол одного из деревьев Литвиненко. – Засечка!

Кто-то уже метил!

– Это геологи в пятидесятых назад метили, – проинформировал, – пока их леший не попутал или не утонули.