Валентина Гусева - С судьбой не поспоришь

– Не надо этого делать, – возразил Ленька, – еще сорвется, вон как играет…

Но лоцман глянул на него строго, и мальчишка замолчал. А я примотал сак за уключину, и мы выбрались на берег, чтобы разжечь небольшой костерок и обогреться.

Только у меня внутри уже все зудело: «Скорей, скорей домой, скорей сразить своим уловом…» Лоцман возражать не стал, затушили костерок и поплыли. И вот тут случилось как раз самое неприятное. Когда лодка начала сдавать назад, сак мой зацепился, за траву и слетел с уключины. Весь улов моментально ушел под воду. Мы пробовали зацеплять то одним, то другим, блесну бросали, но все бесполезно, глубина в этом месте была более чем приличная. Домой плыли молча. Ленька, не сумевший пережить мой горестный вид, предложил:

– А вон там, недалеко, рыбзавод, давайте, мужики, сделаем маневр, заедем да и купим, рыбаки вечером улов сдали, рыба еще почти свежая…

И я понял, что это мой единственный выход из этой щекотливой ситуации. Заехали и правда, я купил пять щучек, небольших, чтобы не вызвать лишнего подозрения. Сколько дома было радости от моего улова, это и передать невозможно. Я сам и вычистить вызвался, несмотря на усталость. Мы и уху сварили, и пожарили, Былиночка моя торжествовала, это был вечер нежности и любви.

А поутру, пока моя Былиночка еще спала, теща позвала меня в сад. Позвала и сказала:

– Давай, колись…

– О чем вы, мама?

– Знаешь, о чем… Я понимаю, любое мастерство приходит не вдруг, и ты успешно рыбачить обязательно научишься, но так-то откровенно врать зачем? Не стоило…

– Ну, вы, мама, настоящий детектор лжи… Только Былиночке ничего не говорите, зачем у нее радость отнимать?

– Ладно, не скажу… Ну, уж и ты там, в своих командировках, поаккуратнее, меня ведь не проведешь… Я нюхом любую ложь чую, жизнью своей долгой научена.

Вот так и живу теперь, боюсь сильно хвост-то свой, павлиний, распускать, хоть и всплывают иногда старые желания. Но смиряю себя, смиряю и не горюю, нет, не горюю, меня все в этой жизни устраивает.

Горькая память о Сашке то и дело звучит в моем сердце набатным колоколом. А сегодня – особенно. Он пришел в мой сон, веселый, улыбчивый красавец с русыми кудрями, ростом под два метра. «А может и не было вовсе этой страшной смерти? – заволновалось мое сердце. – Вот приеду я в родные края, и выбежит он ко мне навстречу, подхватит, закружит, как тогда, когда был еще сорванцом с двумя вечно торчащими вихрами?»

Но я понимаю, что это всего лишь мечты, пустое наваждение, что этого не будет уже никогда.

Зачем он уехал так далеко от дома, где жили родители, сестра и еще три брата? Как оказался в этот поздний час в чужой квартире? Где жил бы сейчас, не сойдись он тогда с убийцей на узенькой дорожке своей судьбы? Почему именно с этими людьми он решил выпить последнюю в своей жизни каплю? Ответов на эти вопросы слишком мало, но все-таки они есть.

После армии он, как это ни странно, никуда не уехал, остался дома, благо, родители были еще живы и вовсю мечтали о том, как он женится, как приведет в их дом молодую жену, как загомонят в этом доме многочисленные внуки. А ведь в том, что детей у Сашки будет много, никто не сомневался, он так их любил. В бригаде лесозаготовителей, где он работал на трелевочнике, его считали ломовой лошадью, у него и прозвище было Лось. Смеясь, говорил матери: «Сначала на машину заработаю, а потом уж и на свадьбу…» Но, к сожалению, не только на свадьбу, но и на машину Сашка заработать так и не успел. Лесные запасы в их области сильно истощились, потому что лес начали вырубать сразу после войны, когда в бараках неподалеку от их деревни жили высланные сюда немцы и бригады вербованных чувашей. Лесопункт постепенно начал приходить в упадок, а потом и совсем закрылся. Сашка, как и многие ребята его возраста, остались без работы. Некоторые сели на шеи своих стареющих родителей и ударились в пьянку, кто-то уехал искать счастья по городам, а Саша списался со своим армейским другом и стал ездить на сезонные работы в Коми. Работу с лесом он знал и работать умел, от нерастраченной силушки чесались руки. Возвращался со своей вахты, отдавал матери заработанную тысячу, которая по тем временам была сумасшедшими деньгами, а на оставшиеся поил своих многочисленных друзей в поселке, которые от приезда к приезду все ниже и ниже опускались, почти достигая самого дна. Откуролесив положенный на отдых срок, Саша уезжал снова, и всякий раз болью сжималось его сердце, он чувствовал, что мать уже серьезно больна и, прощаясь, они не знали, увидятся ли еще раз. Эта хворь да постоянная печаль о сыновьях и свела мать в могилу, Саше даже телеграммы не послали, потому что он и так уже был на пути к дому. Но ни в день похорон матери, ни на другой он так дома и не появился. А на третий день в поселок пришла телеграмма с сообщением, что тело Саши обнаружено в Москве.

Его отец, дядя Ваня, еще не оправившись после похорон жены, поехал забирать тело сына.

Сашу обнаружили в чужой квартире со множественными колото-резаными ранами, денег при нем, естественно, не оказалось. Тот мужчина, в чьей квартире обнаружили тело Саши, был арестован, но позднее его отпустили, потому что на рукоятке ножа оказались не его отпечатки, в квартире был кто-то третий, но хозяин сказал, что он спал и никого не видел. Еще там, в Москве, дядя Ваня захотел посмотреть квартиру, где убили Сашу. На площадке он встретил женщину, которая неожиданно пригласила его на чай. В душевной беседе она рассказала, что видела, как прошли в квартиру двое, а спустя какое-то время прошел третий, в черном костюме, в черной кепке на самые глаза и с прядью рыжих волос, она как раз выходила собаку перед сном прогулять, так этот незнакомец, встретившись, больно толкнул ее, не позволяя заглянуть в лицо. Соседка не спала всю ночь, будто чувствуя, что рядом происходит что-то нехорошее. А потом скрипнула дверь, и она увидела через глазок, что этот, в черном, легко перепрыгивая через ступеньки, побежал по лестнице вниз. В полиции она все рассказала, но сильно помочь не смогла, потому что не видела лица пришельца.

Дядя Ваня уехал домой хоронить сына, похоронил, а сам все ждал, когда же найдут убийцу. Только уголовное дело двигалось ни шатко, ни валко, ему приходили по почте какие-то бумажки, которые он подписывал и отправлял обратно, а сам в Москву ездить не мог, у него почти отказали ноги, на фоне переживаний открылись фронтовые раны. Так прошло полгода, и дядя Ваня почти смирился с тем, что убийцу сына так и не найдут, а уголовное дело, скорее всего, просто закроют. Что вскоре и произошло.

А однажды он получил заказное письмо от той самой соседки, которая обогрела его и напоила чаем в те скорбные дни пребывания в Москве. Она написала, что ее сосед продал квартиру, она видела, как грузили на машину вещи, и рядом с ним суетилась раскрашенная девица, чем-то неуловимо похожая на того мужичка, который позже других входил в квартиру. А главное – у нее из-под кепки выбивалась точно такая же рыжая прядь.