Ирина Смоленкова - Газон

Он как-то спросил:

– Но вы же нормальная, почему тогда пишете, или немного ненормальная? Нормальные не могут писать.

Посмотрел с вниманием на неё.

Она ответила:

– Значит не…

И от этого ей стало немного смешно и легко. А ещё, наверное, от того, что понимает свою «ненормальность». Она не знает, сколько ему лет, это и неважно. Он немного моложе или просто моложе. Обычно он внимательно слушает, даёт высказаться, сам говорит мало – благодарный слушатель. Про себя как-то сказал, что у него катастрофически не хватает времени. Начал перечислять главное в своей жизни, много… И то, с какой точностью начал перечислять, говорит только об одном, о его серьёзном отношении ко всему. Она тогда ещё сказала ему о своём наблюдении, Америку не открыла, об этом все знают:

– Влад, вы молоды, у вас время должно двигаться медленнее, ладно у меня. У меня летит, в связи с тем, что я взрослее. Выбирайте самые важные дела, первое, второе, третье, остальные отсекайте, всяких там Смоленковых и так далее.

Он улыбнулся. Она не знает, что подумал, не хотела бы, чтобы вот так взял и отсёк, не думает, что их знакомство совсем не имеет смысла. Смысл должен быть.

Добавила только:

– В современной жизни всё достаточно сложно, хочется пожелать лёгкости восприятия и радости в мелочах. А ценности никто не отменит, они как три кита, на которых всё держится.

И пока Демари размышляет, в чём же смысл их знакомства, есть предположение автора, что к завершению рассказа всё встанет на свои места. Появится ответ. Её новый знакомый пытается читать и понимать, что она пишет, многое ему непонятно, честно признаётся. «А может, и всё непонятно», – думает она. Не обижается, значит, ему это не надо, и она не его автор. Немного отступает со своим творчеством, затихает, но потом опять катит на него свою волну, при встрече говорит о том, что написала нового, с оговоркой:

– Будет время, прочтите.

Настойчивая всё же, получается. В конце каждого разговора она всегда подаёт ему руку. Они прощаются. Этот жест она протянула ему с самого первого раза. С момента знакомства. Теперь этот жест с её стороны есть всегда. Влад и Демари обменялись телефонами, так, на всякий случай, но Демари не злоупотребляет. Она иногда размышляет о произошедшем знакомстве. Думает о философии дружбы между мужчиной и женщиной, между ними. Хотя уже триста пятьдесят раз это было опровергнуто, и это, все говорят, маловероятно. А ещё она думает о том, что именно с Владом может получиться дружба. Нереальная, но всё же возможная, и, наверное, надо попробовать, а вдруг. Такие у неё мысли и предчувствия. Предчувствия Демари. Кому-то покажется мало подробностей в отношениях взрослых людей, но автор действует в своём стиле, именно такую задачу ставит для читателя и его размышлений.

Этот рассказ случился неожиданно, сам собой, от возникшего желания автора писать о чувствах между людьми.

Демари была хорошей хозяйкой. Да, она была хорошей хозяйкой еще какой-нибудь месяц назад или немного больше того. Она готовила еду, пекла что-нибудь к чаю. У неё есть, ах, простите, возможно, был, её гордость и достижение – фирменный рецепт кексов. Рецепт достался от мамы. Демари его немного доработала. На выходе получались идеальные, совершенные, только так и не иначе можно было их называть, кексы. Двенадцать чудесных кексов в рифлёных разноцветных бумажках. Один любитель кексов, большой друг Демари и друг семьи, мог целиком и подряд поглотить штуки четыре, даже ничем не запивая, но надо было вовремя его остановить, потому как были и другие желающие, а не только он один. Наверное, и двенадцать съел бы, такое это было вкусное удовольствие.

Кексы могли быть с творогом и изюмом, или с грецкими орехами, или с творогом и грецкими орехами, можно с ягодами, с черникой, с малиной, здесь фантазия Демари не имела границ. Получались они всегда пышные и невероятно вкусные. Кексы пахли ванилью, они могли два, а то и три дня лежать в открытой тарелке, ничем не покрытые, и не черстветь. Так они лежали до тех пор, пока семейство Демари их благополучно не употребит. У Демари, конечно, был свой секрет, в рецепт она добавляла одну столовую ложку водки, самой обычной водки, какая имелась в кухонной тумбочке. Спирт улетучивался, а пышность оставалась. Демари пекла кексы по одному, а то и два раза в неделю, и делала она это на протяжении двух, а может, и трёх, да-да, скорее всего трёх, лет. Никто теперь уже не может вспомнить, как давно она начала печь кексы. За это время все близкие их уже достаточно наелись, но никто не мог отказаться, если вдруг Демари опять угощала выпечкой. За три года количество кексов выглядело внушительным, возможно, это было две тысячи сто шестьдесят кексов, а может быть, две тысячи пятьсот девяносто два кекса, точно сказать даже сама Демари не сможет. Она никогда не считала и не записывала, сколько кексов она испекла в тот или другой месяц, но в том, что это была испечена армия кексов, сомневаться не приходилось. А ещё она любила фотографировать кексы, а когда само солнце ей в этом помогало, тогда получались идеальные фото, уж поверьте. За три года в фотогалерее Демари собралась целая коллекция фото с кексами, её личная гордость.

И тут – на тебе! – Демари перестала печь что-нибудь к чаю.

– Как так?

Задал вопрос её взрослый сын. Сын достаточно взрослый, чтобы строго задать свой вопрос. Он давно живёт самостоятельно, но к родителям заходит, так как мамины кексы очень любит, да и всё остальное.

– Как так?

Сын задавал ещё и ещё один и тот же вопрос, он пытался выяснить первопричину всего, из-за чего мама перестала печь. По образованию сын – философ, он даже решил порассуждать на эту тему, эдак минут двадцать, выдвинуть свою гипотезу и предложить вариант выхода из сложившейся, никому не понятной, да и ненужной ситуации.

На что муж Демари Пётр только пожимал плечами и даже немного втянул в себя голову от замечаний сына-философа. И как-то тихо и незаметно ушёл в квартирную тень, как будто это он, Пётр, перестал печь к чаю и был виновен в совершённом, а точнее в несовершённом. А Демари на всё это только хлопала глазами. Даже сама Демари не верила тому, что ещё какой-нибудь месяц назад или немного больше того она пекла, говорят, идеальные кексы. Кто говорит? Может, придумывают. Но если есть свидетели. Их, этих свидетелей, немало. Свидетели поглощали эту армию кексов, эту двухтысячную с приличным хвостом армию кексов с завидной регулярностью и честно готовы подтвердить, что, мол, да, Демари пекла, часто и вкусно. Значит, всё же пекла, если свидетелей достаточно. И они могут свидетельствовать против Демари? Неужели суд? И над кем, над Демари?