Ольга Сквирская - Дайвер в тайском госпитале

***

С раннего утра паломничество возобновилось. Люди шли сплоченными рядами, несли большие корзины с едой, которую рассчитывали съесть прямо в нашей палате.

И они сделали это, несмотря ни на что.

– Да он кто такой – председатель колхоза, что ли? Со всех окрестных деревень ходоки приперлись! Слезли со своих пальм – и прямо сюда! – возмущался Саша.

Непрерывный гомон и невыносимые ароматы несвежей тайской еды довели его до того, что часов через шесть он взмолился:

– Чтоб он сдох, этот старикашка!

– Ты что, Саша, нельзя так! – испугалась я.

– Господи, тогда пошли этому человеку выздоровление, да поскорее! – поменял Саша. – Пусть у него все будет так хорошо, что он окажется у себя дома, и все эти «добрые люди» – тоже!

Каково же было мое удивление, когда отлучившись на полчасика и снова вернувшись в палату, я застала напротив Сашиной кровати всего двух санитарок, убиравших соседское койко-место!

– А где все? – ошеломленно спросила я Сашу.

– Не поверишь: его выписали, и весь этот базар-вокзал убрался отсюда! – Саша сам все еще не верил своим глазам. – Я так и не понял, чем он болел.

– Вот так помолился! – восхитилась я. – Как это у тебя хорошо получается! Теперь давай так же – за свое здоровье!

В первый раз еду для больных развозят в семь утра. Как правило, это тайская каша без соли и сахара. Но специально для Саши – поскольку он все-таки «Мистер Алексантр» – на столик ставят поднос с кофе и гренками, к которым прилагается масло и джем, запаянные, как в самолете. Иногда рядом с «европейским» завтраком мы обнаруживаем ту же тайскую кашу.

Сначала мы всерьез гадали, чем вызваны такие изменения в диете, а потом поняли, что все гораздо проще: когда остается лишняя каша, ее тоже суют Саше, – не выбрасывать же.

Здесь нет обеда и ужина в нашем, российском понимании. Ланч в одиннадцать, а обед в четыре. Между ними полдник – булочка с соком (свежевыжатым арбузным или компотом из тропических фруктов). Зато ужина вообще нет.

Обед и ланч были такими обильными, что мы оба наедались досыта. На подносе умещались большая миска с рисом и несколько маленьких тарелочек с традиционными тайскими блюдами – морепродуктами, мясом, рыбой, курицей, карри, местными тушеными или сырыми овощами. Как правило, давали какой-то свежий фрукт – ананас, арбуз, банан или что-то незнакомое: похоже на яблоко, но не яблоко, похоже на грушу, но не груша.

В первые дни моего пребывания в госпитале я вообще потеряла вкус к жизни, а пищу принимала механически и через силу. Ужасно похудела. А потом обвыклась, и ко мне вернулся аппетит. Еды перестало хватать.

Как-то санитарка увидела в окно, как мы с Сашей едим с одного подноса. Она постучала, чтобы я открыла окно, и просунула ко мне второй поднос. В нем был другой диетический набор блюд, и тоже вкусный. С тех пор так и повелось: бирманские санитарки постоянно подсовывали нам ничейный обед.

А потом поспели мини-манго (здесь их называют «кум-кат»), и к традиционному меню добавился неплохой десерт.

…На территории госпиталя много старых высоких деревьев. Под одним таким я заметила маленькие продолговатые плоды аппетитно-желтого цвета, похожие на абрикосы.

«Не может быть, чтобы они были несъедобные», – подумала я и куснула один.

Плод оказался сочным и ароматным, как всякая дичка. Я шустро собрала падалицу. С тех пор повадилась в сумерках ходить сюда.

Почему-то мне было неловко подбирать манго на глазах у почтеннейшей публики, и я старалась делать это как можно незаметнее. Но тайцы мало того, что любопытные, так еще и наблюдательные.

Крадучись подхожу к манговому дереву, заглядываю под него, как вдруг из служебного корпуса выскакивает тайский дядечка в спецодежде, показывает на меня пальцем с криком «Манго, манго!», затем лезет на дерево, интересуясь по ходу дела, есть ли у меня «баг», и принимается что есть силы трясти крону. Оказавшись под градом плодов, я быстро наполняю свой мешочек.

Другое плодовитое дерево росло при въезде в госпиталь, рядом с полицейским постом. На асфальте постоянно валялись раздавленные плоды манго, потому что ветви дерева свешивались над дорогой, по которой туда-сюда ездили машины. Даже если манго валялись еще целые, не слишком-то удобно было при всех их поднимать. Я шифровалась то так, то эдак. Подойду то рано утром, то поздно вечером. Лишь бы дворник не успел смести.

Однажды подхожу к манго и вижу, – дворник уже все подмел, на асфальте чисто, ни одного манго. Но на развилке ветвей лежит какая-то кучка плодов…

Я вдруг понимаю, что кто-то специально собрал их для меня… Кто-то снова наблюдал за мной и смекнул, что я охочусь за фруктами, поэтому сохранил их в кучке, чтобы дворник не смел!

Кто бы это мог быть? Оказалось, полицейский!

Я уже так привыкла к тайским дежурным улыбкам, что отсутствие у тайца улыбки я воспринимаю как нарушение привычного порядка вещей.

Так вот, этот старик в фиолетовой юбке не улыбался. Я вам скажу больше: когда я вышла из палаты в холл, он замахнулся на меня шваброй.

Я еле увернулась. Тогда он швырнул эту швабру через перила со второго этажа и пошел в подсобку за веником. Пока он методично выкидывал разные полезные вещи, медсестры испуганно прятались в укрытии медицинского поста. Неотступно следовавшие за дедом мужчина и женщина тихонько уговаривали его с двух сторон. Но, что удивительно, никто даже не попытался применить силу.

Через час мне понадобилось выйти из отделения, но под дверью прямо на полу расселся тот самый зверский дед, а рядом с ним примостились его несчастные дети и все так же безуспешно продолжали его увещевать. Дочь сделала мне знак, чтобы я исчезла от греха подальше, и мне пришлось выйти через вторую дверь.

…Ночью я проснулась от звона разбитого стекла. Кто-то злой крушил окна в соседней палате. Я вспомнила, что на общем длинном балконе сушится мое белье, и выскочила, чтобы убрать одежду, пока ее не выбросили со второго этажа. Сквозь разбитое стекло в пустой соседней палате я увидела разбушевавшегося деда, размахивавшего костылем. В отдалении стояла стайка полицейских, которые отчаянно махали мне рукой – дескать, уйди в туман!

В это время из моей палаты выглянула соседка и резко втянула меня за руку на место и захлопнула дверь, да еще заперла на задвижку.

А сумасшедший дед продолжил громить госпиталь, невзирая на вопли собственных детей.

Странно, но по-прежнему никто не вмешивался, даже полицейские.

«Видимо, тайцы до того не приемлют агрессии, что даже не знают, как поступить», – предположила я.

Старый хулиган куражился довольно долго, пока какой-то смельчак все-таки не прекратил его бесчинств.