Сергей Иннер - Посейдень

– Знаешь что… всё, неважно! Я просто хотела сказать, что не понимаю, как можно вообще о таком спрашивать.

– Почему ты об этом вспомнила?

– Ну, знаешь, жизнь – сложная штука…

– Спокойной ночи. Не спались предкам.

– Пока…

И вот я иду из одного конца ночной улицы Свободы в другой. Вокруг ни души. Курю «Имперский Стиль», грущу, мёрзну. Формируюсь как личность. Прохожу мимо двора нашей классной руководительницы и замечаю там на лавочке своего доброго товарища Финна, которого так прозвали из-за его происхождения – кстати, литовского. У Финна были самые широкие плечи в параллели. А выходя гулять с магнитофоном, он всегда клал в карман жилетки кирпич. А вот с ним Лера – улыбчивая девочка с геометрически круглыми скулами и восточным разрезом глаз. Однажды мы параллелью ездили на базу отдыха, и Лера ушла гулять в лес с Антоном из 10-го «А». Там ему в яичко впился клещ, а потом об этом написали в школьной стенгазете.

Вижу, что у Финна с Лерой есть початая чекушка водки и лимонад «Колокольчик». Финн с зачехлённой гитарой. Я тоже. Кажется, в тот период мы без них вообще не выходили из дому.

Подсаживаюсь к Финну с Лерой и тут же выпиваю залпом всю водку. Запиваю «Колокольчиком». До сих пор не могу объяснить себе этот поступок. То есть почему я это сделал, может быть, и ясно: грусть-тоска, юношеский максимализм и тому подобное. Однако до сих пор остаётся загадкой, как в том нежном возрасте мне это удалось физически. Лера быстро всё поняла и ушла домой – она жила в соседнем подъезде. Финн уже был почти в таком же состоянии, в котором уже через минуту оказался я. Мы замерзали на лавочке в полвторого ночи, не могли с неё встать и орали на весь двор классной руководительницы дурными голосами.

– Серёга, пошли домой!

– Не могу, Финн. Кажется, я умираю! Ой, умираю…

– Ты не умираешь, ты просто бухой!

– Ну да бухой… Знаешь, почему? Потому что жизнь – сложная штука! Слышите, мать вашу?! Сложная!..

И тут же блюю на тротуар.

– Не, – говорю, закончив. – Домой мы уже не дойдем. Предлагаю спать в подъезде у классной.

Чтоб мне провалиться, если я тогда не был настроен серьёзно. Я действительно готов был коснуться дна, ещё даже не получив аттестат о среднем образовании.

– Безумие, – заключает Финн. – Мы идём домой!

Он встаёт с лавочки. Поднимает меня. Вешает мне гитару на спину. Обнявшись, начинаем движение через газон, с трудом перешагиваем через заграждения из покрашенных автомобильных покрышек. В окнах классной загорается свет. Или не в её?.. В любом случае, милицию кто-нибудь уже да вызвал. Сохраняя непредсказуемую траекторию движения, мы идём проторенной тропой через дворы, сквозь усталое постсоветское пространство. Постепенно идти становится легче.

Наконец мы достигаем ржавой решётки на улице Прохладной – места, где наши пути всегда расходятся. Сейчас Финн отправится прямо, в частный сектор, где вечно лают собаки, а летом пахнет абрикосом и шашлыком. Я же пройду сквозь вырванную с петлями дверь в ржавой решётке и через три минуты окажусь возле пятиэтажки, где родился и вырос. Там меня ждёт мама – она никогда не засыпает, если я гуляю. А если и засыпает, то просыпается от малейшего шороха, даже когда я прокрадываюсь в квартиру бесшумно, словно пьяный вусмерть ниндзя. Зная, что мама сейчас проснётся и выйдет ко мне, я поскорее разуваюсь и бегу в свою комнату. Нужно раздеться и лечь спать, прежде чем она увидит меня в таком состоянии. Снимаю штаны, и что-то выпадает у меня из кармана. Это та злосчастная пачка «Имперского Стиля». За дверью уже слышны мамины шаги. Пинаю сигареты в дальний угол комнаты, в то же мгновение дверь открывается.

– Ясно, – говорит мама, посмотрев на меня лишь секунду. – Завтра поговорим.

Кстати, я давно уже не курю. Наверное, потому, что никто не запрещает.

Моя мама обладает феноменальными дедуктивными способностями. Ей достаточно лишь посмотреть на меня, чтобы определить, насколько я пьян по шкале от одного до десяти, с кем я пил, кого провожал домой, целовался ли. Быть может, оттого я и взял дурную привычку ничего ей не рассказывать про свою жизнь.

Однажды, много позже, пока мама была в ночной смене в охране завода «Хёндай», я привёл домой пышногрудую кемеровчанку. Мы занялись безжалостным сексом, затем поели арбуза и снова занялись сексом, на этот раз незащищённым. На рассвете я посадил её в такси, вернулся домой и стал ждать маму. Мама вернулась, и мы сели завтракать.

– У тебя хороший аппетит, – сказала она.

– Угу.

– Наверное, много белка потерял за ночь?

– Наверное.

– Наверное, только арбуз тут ел с блондинкой своей (пауза) крашеной.

– Точно, мама. Что-то аппетит пропал, я пойду.

Выхожу на балкон. Набирает силу южное лето. Мягко шумят клёны.

Господи, думаю я, что же ты намерен из меня вырастить?

В день рождения Вуди Аллена я шёл по Литейному. Навстречу мне – девушка. Похожа на секретаршу директора крупной фирмы. Чёрный брючный костюм, пальто нараспашку, красный лак на ногтях. Шагов за десять до встречи беру немного вправо, чтобы с ней разойтись. Помню, в школе нам объяснили, что пешеходы должны, как и транспорт, обходить друг дружку справа. А секретарша, видимо, с этим правилом не знакома, поэтому берёт влево – то есть в моё право. Ну что ж, думаю, раз так, отойду в другую сторону. Очевидно, так же думает и она, поскольку тоже отходит в другую сторону. Продолжаем двигаться друг на друга, не сбавляя скорость, глядим исподлобья. Я направо, и она направо. Я налево, и она налево. И вот мы уже близки к лобовому столкновению, но останавливаемся в последний момент и смотрим друг на друга.

Мне смешно, но уже немного страшно. Ей, очевидно, тоже. Посмотрев друг на друга секунду, оба синхронно делаем шаг – в одну сторону. Затем настолько же синхронно в другую. О ужас. Вселенские струны спутались в петлю, и она затягивается. Возможна ли случайная встреча двух индивидов с абсолютно идентичным, но зеркально отражённым мышлением?

Можно, конечно, перепрыгнуть через неё. Но вопрос в том, как симметрия разума действует по вертикали? Пригнётся ли она в ту же секунду, когда я совершу прыжок, или тоже надумает прыгнуть, надеясь, что я сделаю подкат?

Ладно, думаю, попробую решить конфликт вербально. Говорю ей:

– Извините.

И что вы думаете? Она открывает рот в то же самое мгновение, что и я, и произносит:

– Извините.

Мне не по себе, но виду я не подаю. Она тоже.

– Вы не могли бы… – говорим мы с ней одновременно.

Одновременно же замолкаем.

– Чёрт! – произносим в два голоса.