Андреас Патц - Солдаты

Сергей перечитал письмо несколько раз, запомнил уже, наверное, каждую фразу, каждую запятую. Письмо было на четырех страницах, но казалось таким коротким. Сереже не хотелось расставаться с атмосферой, в которую погружал его мамин рассказ. Господи, как же все это теперь далеко! Тепло и уют дома, мамино внимание, искреннее расположение друзей и, главное, – адекватность окружающих.

С последним в армии наблюдался большой дефицит. Бессмыслица, пожалуй, главное, с чем должен смириться всякий здравомыслящий человек, попадая в ряды Вооруженных Сил. Сталкиваясь с тем или иным армейским явлением впервые, призывник обычно думает: зачем? для чего? какой в этом смысл и в чем рациональное зерно?

Почему, например, нельзя спросить: «Можно?» Почему нужно обязательно говорить: «Разрешите?» Отдать честь при встрече. Если ты в шапке. Если же ничего на макушке нет – просто прижми руки по швам и пройди строевым, ибо «к пустой голове рука не прикладывается». Выходить на улицу без головного убора тоже нельзя. Не положено! Обязанность кричать: «Смирно!» – при появлении старшего по званию – туда же, в копилку нелепостей. Далее конкурсы «на лучшую тумбочку», «на лучшую строевую песню».

Но все перечисленное блекнет перед строгим указанием носить в нагрудном кармане шариковую ручку. Она всегда должна там быть. Всегда! Несмотря на то, что кому-то вовсе может быть не нужна, более того, может доставить, даже скорее обязательно доставит, проблемы. Ведь ясно же всякому советскому человеку, что купленная в военторге ручка рано или поздно потечет. Скорее рано. Едва попадет в карман. И что у военного строителя она обязательно сломается посередине. И снова потечет. Но без ручки нельзя. В армии. Не положено!

Ручки носили. Они регулярно текли. По этой причине практически у каждого воина, за редким исключением, в месте, где сердце, на гимнастерке красовалось темно-синее пятно. Оно с безнадежной последовательностью мало-помалу увеличивалось в размерах, а после стирки, что вполне естественно, расплывалось, превращаясь в незаслуженную и даже непрошеную на груди медаль. И ничто, ничто не могло его оттуда вывести.

При всем этом ручками солдаты пользовались крайне редко. И то верно: зачем строителю, работающему с отбойным молотком, киркой или лопатой, ручка? Ручки мешали, терялись, ломались, еще больше текли, но должны были быть.

Темно-синяя паста заливала страницы блокнота – еще одного обязательного атрибута, обязанного наличествовать в кармане. В нем, в блокноте, были, должны были быть обязанности солдата перед построением и в строю, ротная строевая песня, номер воинской части и, конечно же, фамилия командира взвода. Блокнот мешал при работе не меньше ручки, но обсуждению это правило не подлежало. Приказы не обсуждаются, они выполняются.

Хотя объяснение всему этому все же было. Мало ли какая прогрессивная мысль придет воину, например, во время перекура! Ее обязательно нужно записать. Или осенит вдруг идея, как победить мировой империализм. В этом случае ручка и блокнот приобретают уже стратегическое значение.

Политзанятия опять же. Военный строитель должен быть политически подкован: непременно должен знать, сколько стран входит в блок НАТО и сколько объединены Варшавским договором; помнить назубок, какое самое новое важное решение принял прошедший накануне очередной Пленум ЦК КПСС и почему необходимо делать отчисления в Фонд мира. Ни на минуту нельзя забывать о том, что организаторы так называемого крестового похода против СССР делают все возможное, чтобы поставить его на колени. Этому не бывать никогда! – вот в чем должен быть уверен советский солдат.

Все эти важные истины доводились до сведения личного состава замполитом роты. Его голос, манера держаться, осанка и хмурый лоб говорили о важности получаемых знаний. Воин же, в свою очередь, должен был все это аккуратно конспектировать. Записи в тетрадях для политзанятий неизменно проверялись перед поощрительной увольнительной. Нет конспекта – нет увольнительной. Вот еще почему всегда важно иметь в кармане ручку.

На практике тем не менее были сбои. В большинстве случаев личный состав не проникался исключительностью момента, поднимаемые на политзанятиях вопросы волновали его, кажется, не очень сильно. Еще меньше эту, по мнению воинов, пургу хотелось конспектировать. Зато очень хотелось спать. Голос пургомёта, как солдаты называли замполита, голос, а еще более суть его монолога, неизменно располагали к отдыху. Спать, понятное дело, не разрешалось. В наказание, в лучшем случае, можно было простоять до конца занятий на ногах, в худшем – отправиться драить «очко».

Анекдот о том, как американские милитаристы боятся советского стройбата, Сергей услышал еще во время призыва, в военкомате. Разведка США докладывала, дескать, своему командованию, что есть такой род войск в СССР, который называется «Зеленые бушлаты» и формируется исключительно из особо жестких парней. Так вот, этим головорезам даже оружие в руки не дают. Максимум, что им доверяют, – кирку и лопату.

Возможно, такая шутка и могла бы кого-то развеселить, но только не Сергея. Во всяком случае теперь, когда он попал служить именно в столь знаменитый у американских милитаристов род войск. В качестве первого задания им поручили копать землю на одном из участков гигантского металлургического комбината. Цель определили просто: разрушить построенный в прошлом веке кирпичный блок и вырыть на его месте котлован. И то и другое было связано с отбойными молотками, работу с которыми пришлось освоить всем тридцати без исключения военным строителям.

На территории НТМК, так назывался комбинат, все было красно-коричнево-грязным. Заборы и стены зданий, вагоны, курсирующие с раскаленным металлом между корпусами, и даже снег. Казалось, он уже с неба падал грязным. Соответствующим был и воздух – привкус металлической гари постоянно чувствовался на языке.

Когда солдат привезли на работу в первый раз, погода была не очень. При высокой влажности мороз крепчал. Нехотя выйдя из теплого автобуса, воины кое-как построились и пошли по территории завода. Затем разделились по отделениям и приступили к работе.

Здания в XIX веке строили добротно. Красный кирпич крошился в пыль под острием отбойника, но ломаться решительно не желал. Приходилось побеждать его упорством, отвоевывать буквально каждый сантиметр. Рыть котлован было ненамного проще, замерзшая земля не поддавалась, отбойный молоток постоянно забивался и глох, чистить его – не самое приятное занятие. Компрессор закачивал в агрегат сырой холодный воздух, от этого внутри собирался конденсат, который моментально превращался в лед, отбойник переставал работать – попросту выгонял холодный воздух изо всех щелей, но не долбил.