Евгения Николова - Теперь и навсегда

Как раз это и нужно было ей, в такую жаркую лунную ночь – мчаться, развеяв волосы на ветру, по необъятной степи, далеко-далеко, куда только достигал взгляд, к луне. Высокая, молодая трава как будто прикасалась к небу и широко, властно разливалась дивная, серебряная река. Надо вдыхать полной грудью горький запах стоптанных копытами цветов. Разве можно уснуть в такую ночь? Задыхаясь, взволнованная, Александра вошла в рощу возле реки, за ней начинались луга. Она знала – теперь косцы спали в поле и он был там, там где – то за рощей. Она бросила томный взгляд туда. Спит ли он в эту волшебную ночь? Погрузившись в свои мысли, она спустилась с коня у самого берега глубокого пруда. Заманчиво блестели серебристые волны, жарко, сладостно пахла тёплая земля- влагою, скошенной травой, полынью, чем-то, пленительным, тайным… Пламенеющая от езды, незаметно, медленно Александра вошла в реку. Как бы во сне, в заколдованный лес увлекла, увела за собой её вода, она закрыла свои и снова увидела его глаза – цвета василька, устремлённые на неё, глубокие, холодные, непонятные, как вода. Она вздрогнула, открыла глаза и увидела его. Он стоял на берегу как во сне и пристально, с изумлением смотрел на неё. Сколько раз она себе представляла этот миг, сколько раз он ей снился. Во сне ли видит его или наяву? Он стоял там. Александра снова закрыла, снова открыла глаза – он стоял там. Вдруг опомнилась, густой румянец залил её лицо. Она заплыла к тенистому берегу пруда, туда, откуда спустилась в воду, быстро запахнула плащ, вдруг ей стало холодно, мокро, стыдно, мелко задрожала. Взглянула на него, снова застыла, глядя в его глаза, опять утонула в глубокую, холодную, незнакомую воду. Это был он , о нём она мечтала, он снился ей в тёплые ночи и на него смотрела она в забвении через окошко кареты. С усилием спустила взгляд с его глаз, медленно, нерешительно пошла к лошади, еле, дрожащей рукой схватила поводья. Сергей быстро пересек ей дорогу, сильно сжал её запястье.

– Кто ты?

От боли она пришла в себя, злостно стрельнула его глазами. Уже был рядом, она ощущала его дыхание, его глаза, его губы, так близко… Растерявшись, Александра не думала, на нее набрасывались беспорадочные мысли. Она моргнула глазами, чтобы прогнать их, но в голове снова гремело – он был здесь, настоящий, перед ней, не в мечтах, не во сне. Рука его была тёплой, от него пахло скошенной травой, табаком, чем-то, от чего кружилась голова. Она закрыла глаза, нечаянно поцеловала его, нехотя опустила поводья, и почувствовав какую-то непонятную слабость, прислонилась к нему. Сергей подхватил её и на руках понёс через лес.

Александра в третий раз утонула.

В старом, заброшенном шалаше возле реки косари иногда отдыхали днем, но не ночевали из-за полуразрушенной кровли. Теперь, под широкой дырой крыши, на сене, Сергей рассматривал облитое лунным светом лицо спящей Александры. Лежавшая на спине, с ладонью под щекой, слегка откинувшая голову в сторону, с расстеленными тёмными кудрями и в серебристой на лунном свете рубашке, она была похожа на волшебное, лесное создание из старинной сказки. Сергей недоумевал, откуда она взялась – белая, прозрачная, нереальная. Долго всматривался он в её лицо с любопытством и недоверием. Неужели ему принадлежала эта женщина, которую он так легко, как во сне, принёс на руках в шалаш? Или это была русалка из лесного омута, которую девки разбудили песнями и гадалками? Он боялся прикоснуться к ней, разбудить её, ему казалось, что она вот-вот превратится в серебристую пыль в его руках. Кончиками пальцев поднял одну из тёмных кудрей, накрутил на палец, коснулся её губами и долго, долго стоял так, пока луна зашла и уставшим, наконец закрыл глаза. Когда опять их открыл, она, как это бывает с русалками, исчезла, кажется побоявшись солнечного света.

Графиня Александра Борисовна, дочь достойного графа Старовского, последнего представителя древнего дворянского рода, влетела в дом, как была, босой, с разброшенными волосами под спущенным капюшоном, через задний подъезд. Пылающая от стыда и злости, она поднялась сразу наверх, в комнату и заперла за собой дверь. Отругала плачущую и побледневшую Настю, которая всю ночь ждала, дрожащая на посту у двери. Приказала, чтобы сильно растопили баню и лишь когда Настя вышла, сняла капюшон с головы и торопливо начала убирать с волос соломки, ядовито рвала вместе с ними заплетённые пряди. Потом в бане, приказала так нахлестать венком, что её нежная кожа вся загорелась, а она, повернувшись к стене, прикусывала губы до крови и плакала без голоса. Во время чая графиня Александра явилась в новом бледно-лиловом платье и с фиалками в тщательно причёсанных волосах. Выражение её лица снова стало, как всегда, гордым и слегка надменным, только глаза казались как-то бóльшими, открытыми и блестели новым, мягким карим блеском.

Косари остановились уставшие, задыхаясь, опираясь на косы. Светловолосые девки в белых косынках поднимали вышитые юбки своих пёстрых сарафанов, перепрыгивали через ароматные кучки сена, подавали им кислого кваса из холодных глиняных кувшинов. Сергей всматривался в их румяные лица, искал в их низко опущенных взглядах – искал её, но её не могло быть здесь, она не могла так опускать взгляд, она же смотрела на него дерзко, прямо в глаза. Нет, она не могла быть среди них.

Уходя, девушки заводили старинную песню. Протяжные, медные голоса неслись над лугами, слова пронизывали сердце, волновали. Пот капал прямо перед глазами, мокрая рубашка прилепла, щекотала его спину. Ослепительно блестело лезвие под жарким солнцем, легко, с треском падали влажные, душистые травы. Сергей шёл вперёд, сильнее других, быстрее других, неутомимо свистела коса. Издалека, от реки, долетала песня девок, звучала в его ушах, пленяющим, горьким запахом пахла трава. Повсюду, куда только доходит взгляд – тучные луга, наверху – высокое, голубое, спокойное, недостижимое небо, в душе его – светлое, новое, иное…

Александра сначала не увидела его или не сразу это поняла. Она только почувствовала, как что-то сильно толкнуло её, горячая волна поднялась из груди, залила лицо, кровь шумела в ушах. Лишь тогда увидела его и потом больше никого не видела… кроме него. И опять та же самая слабость в коленях и опять властная, покоряющая сила подкосила ноги. Отчаянным усилием она еле удержалась на ногах, оцепеневшей, однако гордой, a eй хотелось плакать, только плакать – долго, безутешно, до истощения…

Никто этого так и не понял.

Сегодня в очередной раз управляющий имением Лавров привёл на традиционный обед в Подгорное нового человека. По поручению старого графа, он был обязан находить и приводить сюда новых людей, чтобы дамы не ощущали нехватку разнообразного московского общества. Здесь в захолустье, это было тяжёлое, почти невыполнимое задание и часто за стол графа садились мелкие буржуа, поставщики и торговцы. Александра не верила своим глазам – Сергей стоял перед ней, улыбался только глазами, сдержанно представился. Она стояла перед ним, опять вся в белом, но в этот раз в кружевах и брильянтах, гордая, сознающая блеск своей красоты. Стояла бледная и безмолвная, как фарфоровая фигурка на роскошной скатерти. Стояла недосягаемая, далёкая, но он никак не показал своего изумления, вёл себя весело, был разговорчив и очень понравился скучающим дамам и больше всего графу. Сергей смотрел на неё, не стесняясь, он любовался ей и удивлялся – разве эти аккуратно уложенные, высоко поднятые, тёмные кудри те -же самые, что он накручивал на свои пальцы? Глядя на её сдержанную любезность, слыша её короткие высказывания, он отвечал себе на вопрос той ночи: «Нет, это невозможно, она не была моей, она никому не может принадлежать.»