Дарья Еремеева - Родственные души

Ася покраснела, наклонила вперед голову (любопытные рыбки в аквариуме шарахнулись от стекла и спрятались в водорослях) и низким голосом, почти шепотом, прочла:

Бабушка вся напряглась, сжалась и с мольбой посмотрела на Григория Ивановича.

– Ну что ж, вполне искренне. Вы любите Маяковского?

Ася улыбнулась, зловеще сверкнув скобой для выпрямления зубов.

– Доктор, – п еребила старушка, – о на дерется, она ругается, она даже… матюгается!

– Попробуйте сместить акцент ее интересов на поэзию, – доктор взглянул на старушку, и, не отыскав и капли разумения в ее глазах, раздраженно добавил: – Попросите школьную учительницу поместить в стенгазете ее стихи. Вам нужно вдохновить ее, ободрить. Ничто так не лечит людей, как вера в них… в их талант (он грустно взглянул на свою тетрадку). Поэзия – она лучшее лекарство… Ну а на ночь валериану, пустырник, мяту. Глицин не забудьте. Мелатонин на ночь, если бессонница. Успехов вам и всего хорошего. – Григорий Иванович, чтобы скрыть раздражение, принялся внимательно рассматривать розовую папку и ласкать ее подушечками пальцев.

– Спасибо, доктор, – молвила старушка и стрельнула взглядом под стол. Она, вероятно, ожидала более обстоятельной беседы и жалела о подаренном варенье. – А если не поможет, что тогда, доктор?

– Тогда приходите опять. Оплатить консультацию можно на ресепшене.

– Хорошо, доктор, мы придем.

– Всего доброго.

Старушка нехотя вышла, качая головой. «Мошенники, деньги дерут, а толку нет. Хоть бы рецепт выписал какой…» – послышалось в коридоре ее ворчание и успокаивающий щебет Анечки.

Григорий Иванович включил прелюдию Шопена, под музыку съел булочку и вынул дневник наблюдений.

«Некрасивые одинокие девочки часто страдают от мании преследования, а собственную незащищенность компенсируют грубостью манер и агрессивным поведением. – Он задумался и прибавил: – Иногда они пишут стихи… Когда душа еще не сформирована, стихи обычно подражательные…»

У Григория Ивановича сегодня побывали также бизнес-женщина с паническими атаками (имеющими отношение к ее валютным накоплениям), стареющий ученый с бессонницей (по поводу коллеги, опередившего его с патентом) и мальчик с девиантным поведением, однако первый пациент все не выходил у него из головы.

«Коллега… Да, коллега. Неудивительно», – р азмышляя о коллеге, Григорий Иванович вышел из клиники, но направился не домой, а к профессору Мерцу, своему бывшему преподавателю. Это был один из самых успешных психоаналитиков Москвы. Григорий Иванович записался к нему три месяца назад, и только сегодня подошла его очередь. В приемной Григория Ивановича встретила полноватая с роскошными формами немолодая секретарша. Движения ее были плавными, интонации сердечными, голос бархатным и умиротворяющим. Она являла пациентам образ любящей матери и вела себя соответственно. Григорий Иванович знал этот профессиональный прием, но не одобрял его. Перед ним в очереди, обхватив голову руками, сидел человек, в фигуре которого было что-то знакомое.

– Вы к Мерцу? – на всякий случай поинтересовался Григорий Иванович.

– Гриша? – тихо спросил человек, в котором Григорий Иванович узнал своего сокурсника.

– Илья! А ты что тут делаешь? Неужели к Мерцу?

– Да я уже год хожу к нему.

– Год? Хм… – Григорий Иванович виновато огляделся и понял, что теперь и ему придется признаться Илье, зачем он тут.

– А ты зачем тут? – спросил Илья.

– Я…я так… тоже на консультацию. Что-то спать перестал, кошмары, страхи… Так, шизею помаленьку.

– Эх, Гриша. Желаю удачи, конечно, но я вот уже год хожу с теми же проблемами, но с колес так и не слез. Клиенты энергию пьют. Вампиры. А ты антидепресы пьешь?

– Разумеется.

Илья сочувственно покивал и просиял, чему-то радуясь.

– А я вот в науку опять ушел. Тема небанальная, боюсь, трудно с ней будет.

– Что за тема-то?

– «Заразны ли психические недуги?»

– Ты что, с ума сошел?

– Я рассматриваю этот вопрос, конечно, не в химическом, а в психологическом аспекте.

Между тем секретарша ласково поманила Илью пухлым пальцем, и он скрылся за дверью. Вышел он оттуда быстро, взволнованным, но не успел ничего сказать, потому что секретарша уже открыла дверь для Григория Ивановича.

Кабинет Мерца был полной противоположностью кабинета Григория Ивановича – обставлен антикварной мебелью, стены обиты красным сукном, как в старой Англии.

«Отчаянный. И как он не боится реакции пациентов на кроваво-красный цвет? Впрочем, с его уровнем можно позволить себе такой каприз», – подумал Григорий Иванович и исподтишка внимательно оглядел Мерца.

Мерц был очень толстым, с мясистым лицом и длинными, висящими до плеч, как у Будды, мочками ушей. Он выглядел раздраженным, горбился над столом, что-то писал и то и дело издавал такой звук, будто вот-вот чихнет, но не чихал. «Тик», – подумал Григорий Иванович, улыбнулся и поприветствовал учителя.

– Милости прошу, дружок. Читал твои стишки в журнале.

– Удивительно, как вы все успеваете? Еще и литературные журналы читаете!

– Да ни черта я не успеваю, это мне Илюшка приносил. Мол, вон чем студенты мои тешатся. Ты говори скорее, чего надо. Устал я сегодня от вас. Домой хочу, кота хочу погладить, книжку про романтическую любовь почитать. Голова болит.

– Кошмары ночные, страхи, апатия, отвращение к людям и вообще – к жизни. Полное нежелание работать. Женщины раздражают, потенция ослабла… Даже на порносайт заходить нет желания. Несколько раз в кошмарах снилась секретарша моя, связанная и с перерезанным горлом. А два месяца назад было даже что-то похожее на голоса…

– Господи! – Мерц закатил выпученные глаза, потом вдруг вскочил с антикварного кресла и театрально воздел руки к потолку. Пошатнулся и сел. Григорию Ивановичу показалось, что он пьян.

– Господи! Помоги им! Избави меня от них всех! Они мне надоели!

Он снова встал, подошел к Григорию Ивановичу вплотную, дыша на него коньяком, напирая толстым животом в жилетке, из-под которой выбилась рубашка, и долго злобно смотрел ему в глаза. Мочки ушей его тряслись.

– Черт знает, что с вами со всеми делать! Надоели вы мне! Все ваши многозначительные комплексы и идиотские фантазии, ваша вечно ослабленная потенция – осточертело! А особенно стихи! Зачем еще и стихи! Творчество лечит! Да кого может вылечить вся ваша графомания, скажите на милость? Иди, дружок, знаешь куда? На экзорцизм! Бесо́в изгони. Это помогает. Тут одна дама сделала, помогло, говорит. Вот так вот, да. Изгони бесо́в, а потом приходи. Устал я, понимаешь? Ус-тал. От всех устал, от людей устал, а от вас, коллег, подавно! Забудьте вообще про свою психологию, отвяжитесь уже от самих себя, хватит ковырять свои комплексы. Живите, радуйтесь, коньяк пейте с друзьями, прыгайте в снег после бани, детей рожайте, грядки копайте, я не знаю. В футбол поиграй пойди. Не могу уже. Прощай, дружок, прощай, иди, иди отсюда… – И, напирая животом как бульдозером, Мерц вытеснил Григория Ивановича из кабинета и захлопнул дверь. Через минуту за дверью громко зазвучала прелюдия Шопена.