Евгений Мосягин - Свет и тень, радость и печаль

Военная судьба моего брата Федора Потаповича Мосягина началась в августе 1941-го года, а закончилась возвращением его в родной город через пять лет, в 1946-м году.

Первую малую кровь брат пролил в одном из боев в битве за Москву, а в битве за Берлин он получил тяжелейшие раны и выбыл из боевого строя. Между этими двумя великими сражениями Великой войны прошла фронтовая юность моего брата. В числе прочих наград за Великую Отечественную войну он имеет медали «За оборону Москвы» и «За взятие Берлина». Имеется у него еще пять нашивок за ранения: три желтых за тяжелые раны и две красных за менее тяжкие увечья.

В первые дни после выступления Молотова, в начале войны, мой брат, как и многие его сверстники, подал заявление в райвоенкомат о призыве в армию. Тех, кому исполнилось 18 лет, призывали, а семнадцатилетних не брали. Но в первых числах июля этих, не призванных в армию, имеющих семилетнее образование, направили в Орловское пехотное училище. Таких в городе набралось 16 человек и среди них был мой брат. По прибытии в училище ребята начали сразу же сдавать экзамены, но через три дня пришел приказ из Москвы, и весь личный состав училища направили на фронт, а новое пополнение откомандировали в свои райвоенкоматы.

Немцы стремительно наступали на восток по территории нашей страны. Новозыбкову грозило окружение. 13 августа брат получил повестку из райвоенкомата явиться на призывной пункт, который располагался в городском саду. Здесь у него отобрали паспорт, оформили призыв в армию и отпустили домой до утра 15 августа. Было сказано, что все, призванные в армию пятнадцатого, уйдут из города вслед за отступающей Красной Армией.

К этому времени ситуация в городе сложилась критическая: в ночь с 15 на 16 августа немецкая авиация разбомбила железнодорожную станцию, а через два дня железная дорога на Брянск, Орел и на Москву была захвачена наступающей немецкой армией и город оказался отрезанным от центральных районов России. Свободным из вражеского окружения в результате этого оставался пока один только путь – в юго-восточном направлении.

Решение о выводе из Новозыбкова горожан призывного возраста и допризывников было совершенно необходимой акцией, только провести ее нужно было значительно раньше, когда была еще возможность воспользоваться железнодорожным сообщением. Причина, что это не было сделано своевременно, состояла в том, что в городе было запрещено готовиться к эвакуации и даже разговоры об эвакуации рассматривались как панические настроения, что, по постановлению горкома партии [1] Имеется в виду правившая в стране в ту пору Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков) – ВКП(б), с 1952 до 1991 года – Коммунистическая партия Советского Союза. – Прим. ред. , считалось пособничеством врагу.

Утром 15 августа в городском саду было настоящее столпотворение. Женщины плакали, дети суетились, мужчины толклись, ожидая какого-нибудь приказа. Ждать пришлось недолго. Работник райвоенкомата, офицер по фамилии Зенченко, провел перекличку и объявил, чтобы призванные в армию прощались с родными. Где-то заиграла гармошка, раздалась какая-то надрывная песня, вскрикнула женщина. Мужчины с котомками на плечах двинулись к выходу из парка. Я был с братом, и самым неожиданным для нас было то, что Зенченко повел колонну не налево, из парка к озеру, через, базар и по Замишевской улице на восток из города, а направо, по нашей улице, мимо нашего дома в сторону Нового Места, то есть, прямо на запад. Почему на запад? Этот вопрос для меня остался нерешенным до сего времени. Изо всех направлений, по каким можно было уходить от наступающих немцев, это направление было самым губительным и смертельно опасным. Даже в то время нетрудно было правильно оценить существующую обстановку. Я далеко за город провожал брата. В Новом Месте новозыбковские мужчины весь день, до темноты, копали противотанковый ров. Ночью они видели, как немцы бомбили город. Наблюдая огненные всполохи в ночном небе, офицер Зенченко, командовавший новозыбковским воинством, наконец, принял правильное решение. Он построил колонну призывников и повел ее обратно в город. По улице Урицкого, через базарную площадь и Замишевскую улицу колонна пересекла город и вышла на дорогу в сторону Кривца и Великой Топали. Шли всю ночь, днем где-то отдыхали, а следующей ночью пошли дальше. Через двое суток они дошли до Стародуба. Это был самый опасный для них участок пути, хотя они об этом ничего не знали. 17 августа части 2-й танковой немецкой армии захватили город Унечу, а это всего в 30-ти километрах от Стародуба. Что стоило немецким танкам проехать эти лишние тридцать километров и войти в Стародуб? Сопротивления они бы не встретили никакого, наших войск на этой территории уже не было. Но вот почему-то немцы остановились в Унече, и это дало возможность новозыбковской колонне спокойно пройти этот роковой участок пути. А если бы не остановились немецкие танкисты? Об этом не хочется думать.

Дальше Стародуба путь новозыбковской колонны шел на Погар, Трубчевск, Комаричи. Шли только ночами, днем стояли в лесу. По пути колонна обрастала обозным имуществом и выходящими из окружения отдельными группами военных, отбившихся от своих частей. В Комаричах оставили местным жителям лошадей и телеги и с помощью местной комендатуры сформировали на железнодорожной станции эшелон, и на поезде двинулись на Курск и дальше на Воронеж, где военная комендатура направила новозыбковскую колонну на формирование в город Борисоглебск. В лесу на берегу реки Вороны новозыбковцы поставили шалаши и начинали налаживать гарнизонный порядок, но через двое суток их распределили по колхозам. Брат попал в село Калмык в колхоз имени Кагановича. На квартиру ставили по пять человек к местным жителям. Работали на уборке урожая. В средине сентября вернули всех в лес на берег Вороны, здесь уже были построены землянки. Весь личный состав обмундировали и распределили по подразделениям. Мой брат Федор Мосягин попал в школу конной разведки. В начале октября он принял военную присягу. Ему еще не было восемнадцати лет. Значительно позже он писал мне о начале своей службы в армии:

«Где-то к концу октября нас подняли по тревоге, построили и повели в Борисоглебск на вокзал, где погрузили в эшелон и повезли в Тамбов. Со станции пешим порядком нас направили в лес неподалеку от Тамбова, где в расположении воинской части шло формирование Первой Ударной армии. Я попал в 20-ю Особую Стрелковую бригаду. До середины ноября от рассвета дотемна проходили сплошные учения на местности. Потом эшелоном нас повезли к Москве. Разгружались на станции Химки. Не знаю, вся наша бригада или нет, но наш батальон попал на передовую на Истринское направление. Бешеными атаками и днем и ночью на нас кидались немцы. С нашей стороны было много потерь. Я был ручным пулеметчиком (ДП – Дегтярев пехотный). Одно время был слух, что нас отведут на другие более выгодные позиции, но этого не случилось».