Сергей Бушов - Жёлтая виолончель

– Ну же, что у вас там дальше?

– "Скобки – магнитофон". Ну, это совсем просто. "Скобки" по-английски "brackets", "bracket" – это подставка, подставка – это колонна, а колонки – это громкоговорители для магнитофона.

– Мм… – Иванов выглядел не вполне удовлетворённым. – Как-то всё это слишком длинно. Я бы сказал, слишком рассудочно. Может быть, скобки просто напомнили вам внешний вид магнитофона с колонками?

– Возможно, – подтвердил я. – Но вообще-то это моя ассоциация – как хочу, так и толкую.

– Ладно-ладно. Не сердитесь, – Иванов поспешил замять вопрос. – Продолжайте.

– «Дерево – смерть».

– Почему? – Иванов округлил глаза.

– Не знаю.

– Попробуйте объяснить.

– Не могу.

– Может, сучья деревьев кажутся вам похожими на руки мертвецов?

– Вам лучше знать. "Хвост – сеть".

– Погодите вы с хвостом… "Смерть" – это слово необычное, просто так оно в голову не придёт. Вы боитесь деревьев?

– Нет. Я собак боюсь.

– Может быть, вы просто очень часто думаете о смерти?

– Может быть.

– А когда вы видите дерево, вы чего-нибудь боитесь?

Моё терпение уже кончалось.

– Послушайте, доктор, вы маньяк. Ну с чего бы я боялся деревьев?

– Но почему смерть?

– Ну, не знаю… Может, мертвецы в земле, а деревья оттуда воду сосут. Может быть, поэтому.

– Хорошо. А хвост?

– Какой хвост? Фу… Ну вы и скачете… "Хвост – сеть", потому что у кошек шерсть растёт вдоль хвоста, а полоски поперёк. Получается сеть.

Иванов снял очки и принялся тереть пальцами уголки глаз.

– А когда вы говорите «сеть», вы вообще какую сеть представляете? Рыбацкую?

– Да трудно сказать, – ответил я. – Просто сеть. Клеточки. Вроде как решётку.

Решётка висит передо мной, расплывчатая, синяя, зыбкая. Мне холодно. Я по-прежнему бос, и ноги, стоящие на бетонном полу, коченеют. Я поджимаю их под себя. Я понимаю, что сижу в «обезьяннике». Или в том, что в этом странном синем мире заменяет камеру предварительного заключения. Отчего-то меня не очень это волнует. Я всё ещё наполовину там, в своём видении. Что это вообще было? Это не сон. Слишком реалистично. Я по-настоящему переживал всё, что произошло. Это не похоже на обычное воспоминание. Как будто бы я просто перескочил сознанием назад во времени, но при этом переместилось только моё «я», осознание себя как личности, а память и знания остались от того человека из прошлого. Тот я не знал, что с ним произойдёт в будущем. Правда, я, находящийся вроде как в будущем, вообще мало что знаю.

Я сижу на твёрдой скамье. В правой части живота ноет. Не знаю, что это может быть. Печень? Вроде не тут она, а левее. А что тогда? Что бывает, кроме печени? Я явно не спец в анатомии. Печень, печень… Печенье? Печенье может болеть? Оно может встать поперёк кишки и острыми краями колоть меня изнутри. Наверно, так и есть. Железное печенье. Только откуда оно взялось? Чушь какая… Ещё болит рука в запястье. Жжёт левую скулу. Похоже, там свежая рана. Может, в «бобика» неаккуратно сажали?

Я начинаю осознавать реальность. Я в отделении полиции. Меня застали на месте преступления. Я никого в этом мире не знаю и даже не представляю, что произошло в кабинете Иванова. Похоже, меня ничего хорошего не ждёт. Что делать?

Я должен видеть сквозь решётку, но не вижу ничего. Темно. И сама решётка выглядит, словно полосы синего тумана. Грохот. Полосы расплываются. Из темноты появляется фигура уродливого чудовища. Тушка округлая, короткая, как обрубок. На ней щетинятся то ли части брони, то ли оружие. Лапки сучат, жвалы шевелятся. До меня доходит, что существо обращается ко мне, но я почти не слышу звуков.

Я поднимаюсь со скамьи и шагаю в его сторону.

– Что? – переспрашиваю я.

– На выход, говорю, – отвечает полицейский. – Выпускают вас.

– Выпускают? – я не понимаю смысла этого слова и сквозь синюю муть следую за неуклюжей фигурой.

– А что вас держать? – говорит чудовище. – Личность ваша установлена, показания подтвердились. Да и жмурик ваш, как предварительно утверждают эксперты, умер естественной смертью.

Я утыкаюсь в деревянную стойку. Моя личность установлена. Каким образом? Кто я? И что значит «показания»? Я давал показания?

– Вот здесь распишитесь, – кончик лапки моего освободителя тыкается в зеленоватый документ, лежащий на стойке. Я догадываюсь, что бумага на самом деле пожелтевшая.

– Показания? – бормочу я, выводя на документе свою подпись. Стоп! Присматриваюсь к подписи, насколько могу. Различаю сплетение трёх букв. Кажется, В, К и А. Или Б, Р и Л?

– У вас снова провал? – уточняет чудовище. Его глаза кажутся мне в тумане огромными, сетчатыми. – Вы объясняли уже. Вы к доктору из-за проблем с памятью обращались. И за содержимое карманов распишитесь.

Я расписываюсь, при этом принимая из конечностей полицейского маленький пакетик, в котором лежат, кажется, несколько монет, ключ и потёртый смартфон с разбитым экраном. Интересно, был ли он разбит, когда меня забирали? Не помню, как и всё остальное.

– Всё, вы свободны, – говорит существо и вдруг придвигается ко мне своей огромной головой. Между его жвал что-то шевелится, издавая шипящие звуки, похожие на шёпот: – Мужик, я бы на твоём месте скорее валил, пока начальство не передумало. Глухарей-то у нас всегда хватает…

– Спасибо, – говорю я и как могу быстро двигаюсь к выходу.

– Живёте-то где, помните? – кричат мне вдогонку.

– Да, – почему-то отвечаю я, со скрипом отворяя тяжёлую дверь. Вылетаю на улицу и снова осознаю, что на мне нет ни ботинок, ни носков. На улице не жарко. Похоже, вечер. К тому же накрапывает мелкий дождь. Асфальт мокрый и неприятный. Я двигаюсь наобум. Подальше отсюда. Скорее. Где мои ботинки? Должно быть, оставил у Иванова. Нужно идти туда.

Иду, иду. Ковыляю. Ноги заплетаются. Синие сумерки, подрагивая, плывут мне навстречу. Кажется, я далеко уже ушёл. Иванов, Иванов… А где его кабинет? Останавливаюсь. Не знаю, где кабинет. Да и я сам непонятно где. Ноги мёрзнут от соприкосновения с холодными лужами. Хочется оторвать ноги. В смысле, от земли их оторвать и взлететь. Впереди автобусная остановка. Пустая. Под крышей не капает. Сажусь на слегка влажную скамейку, поджимаю ноги. Ловлю себя на том, что я только что сидел так же в «обезьяннике». Невероятная история. Она не могла произойти со мной. Может, мне всё привиделось? Не могу поверить, что попал в полицию. И тем более – что полиция может просто так отпустить. Даже не избили. А может, не помню.

Жёлтая виолончель. Жёлтая виолончель. Я не могу сидеть тут вечно. Я хочу есть. Хочу согреться. Что для этого нужно? Чтобы поесть, нужно купить еды. У меня есть немного мелочи. Но хватит ненадолго. А что дальше? Чтобы согреться, мне нужно найти мой дом. У меня наверняка есть дом.