Ирина Словцова - Отцовский почерк

– Почему, – спросил отец, – тебе было неинтересно?

– От нее воняет! У меня даже голова заболела!

– Это правда, – сказал мягко отец, посадил Катю на стул напротив себя, заглянул ей в глаза. – Но этот запах скоро пройдет, выветрится. Вера Августовна – гениальная пианистка и мужественная женщина. Пятнадцать лет она не прикасалась к роялю, а когда смогла это сделать, то не отходила от него несколько часов, и все играла, играла, – голос отца дрогнул. После паузы он продолжил:

–…и музыка ее была прекрасна! У здания городской музыкальной школы в тот день собралась толпа людей, которые пришли, услышав музыку Бетховена, Шопена и Моцарта.

– Как ей это удалось? – спросила девочка.

К тому времени Катя уже понимала, что такое тренировка: она видела, как ежедневно отец, сев у окна, практиковался в скорости завязывания хирургических узлов, а по вечерам, когда дома никого не было дома, он играл на аккордеоне – выключив свет в квартире. Так он отдыхал от яркого света ламп операционной. Когда Катя и Таня возвращались ранними, но темными зимними уральскими вечерами из школы или спортивных секций, они не пугались потухших окон своей квартиры на втором этаже. Подойдя к подъезду, они слышали: отец дома, играет на аккордеоне, а ужин для них уже согрел и спрятал в подушки, чтобы дольше сохранить тепло и не «разогревать по десять раз»…

– Как ей это удалось? – повторил Катин вопрос отец и ответил: – Она нарисовала клавиши на дощатом полу барака, и играла на них, как только представлялась возможность, чаще всего, ночью. А ноты держала вот здесь, – и папа коснулся пальцем лба…

…После разговора с отцом Катя безропотно посещала уроки музыки, потом к ней присоединилась Танюшка, а потом Вера Августовна уехала из города. Начались другие времена, и пианистка стала выступать с гастролями по всей стране.

Катя вспомнила, как мама иронизировала над отцом: он, по ее мнению, слишком «нежно» и тщательно ухаживал за собой. Помимо ежедневного душа были еще и одеколон, и маникюр, и крем для лица. Теперь Катя понимала причину этой «нежности»: Август Лихт «выводил» из своего тела не только следы лагерного унижения и страха, но и запах бараков, колючей проволоки, псины и помоев.

…Танюшка не обладала таким тонким обонянием, как старшая сестра, она была поглощена звуками. Таня любила жить «на миру, на свету», на колесах – всегда в компании друзей, приятелей и поклонников. Она удачно вышла замуж за своего школьного одноклассника Гришу, встретившись с ним на одном из вечеров выпускников. Он стал школьным преподавателем математики. Гриша оказался надежным, любящим мужем. Но еще надежнее оказалась его мама – Екатерина Дмитриевна, которая называла Таньку не иначе как вертихвосткой и занималась воспитанием внуков-близнецов, подаренных ей вертихвосткой и Гришенькой.

Свекровь предпочитала общаться со своей тезкой – Катей, может быть, потому, что очень любила поговорить о своем здоровье. А поскольку Катя и так много говорила о чужом здоровье у себя на работе, то старалась как можно реже заглядывать в «семейное гнездышко», свитое младшей сестрой. Да и Танька лю-била «отдышаться» от семейной жизни в старом доме на улице Руставелли.

Катя всегда тяготела к постоянному углу, письменному столу, «норке», возможно предвидя, что профессия хирурга потребует от нее такого сосредоточения. Она, хоть и считала себя домоседкой, дома старалась быть крайне редко из-за желающей всех и вся контролировать матери. Эти черты с возрастом у Елены Георгиевны не исчезли, а напротив, приняли катастрофические объемы.

Кате с замужеством не повезло. Ее первый брак длился недолго: вернувшись как-то с ночного дежурства в квартиру, которую они с мужем снимали, она застала у него любовницу, развернулась и ушла. Как он потом ни убеждал ее, что это «всего лишь раз, что черт попутал, что и не нравится она ему вовсе и что только Катерина – его любимая женщина», она простить не смогла и снова вернулась в отчий дом. С того времени она замуж не выходила, хотя поклонники руку и сердце ей предлагали. Катя обладала, для невнимательного взгляда, обманчивой внешностью. Она была миловидна, улыбчива, приветлива, спокойна. Движения ее тела и, особенно, рук были плавными и пластичными. Пальчики – тоненькие, изящные, хоть и с коротко постриженными ногтями. Многим казалось, что это такая уютная домашняя «кошечка». Когда же вдруг эта «кошечка» обнаруживала пытливый анализирующий ум, твердый характер и верность профессии, то «обманувшиеся» в ожиданиях, исчезали из ее окружения. Катя понимала, что с каждым годом эта повторяющаяся «ситуация» грозит ей будущим одиночеством, но ничего поделать с собой не могла. Кроме того, она всегда придерживалась правила: женатый мужчина – не ее мужчина. Она все еще помнила, как ей было больно при разводе…

После замужества Татьяны тяготы жизни с властной стареющей и часто болеющей Еленой Георгиевной полностью легли на Катю.

…Возвращаясь домой после трудного разговора с Анной, Екатерина размышляла о том, удастся ли что-нибудь выяснить у матери. В последнее время та пребывала в каком-то своем мире и если «выныривала» на поверхность существующей реальности, то только для того, чтобы усложнить жизнь окружающим. Все чаще у нее стал появляться тяжелый, «пустой» взгляд… По всей вероятности, к старческому психозу мать Тани и Кати подходила давно, но странности ее поведения списывались на крепость характера и желание (привычки) все и вся контролировать. Первый ярко выраженный приступ старческой деменции проявился у Елены Георгиевны в первую гастрольную поездку Татьяны. Однажды вечером Елена Георгиевна «обнаружила» пропажу младшей дочери Татьяны.

– Где моя девочка? – строго спросила она Катерину, которая на кухне готовила ужин.

– Куда вы ее дели? Ее уже четыре дня нет дома. Пора объявлять в милиции розыск.

–Мам, ты шутишь! – изумилась Катя. – Танька же на гастроли уехала. Уже две недели как.

– Это ты ее куда-то утащила, – взвизгнула Елена Георгиевна, и с остервенением стала расшвыривать куртки и пальто, висевшие в прихожей. Потом принялась за обувь.

– Она что, – истерично-громко продолжала мать, – голая уехала!? Все вещи на месте!

– Мам, в Болгарии сейчас уже тепло. – Мягкой интонацией Катя надеялась успокоить мать.

– Ты все врешь, – продолжала нападать на дочь Елена Георгиевна, – ты всегда ей завидовала! Ты слишком прозаична, – как и твой отец. Куда ты ее завезла?

За свою врачебную практику Катерина видела всяких больных и поняла, что без помощи психиатра ей не обойтись. Приехала вызванная ею «Скорая», врач попался грамотный, сдержанный, и вскоре, «накачанная» успокоительными, Елена Георгиевна заснула.