Валерий Маслов - Медведь с лабаза. Записки сахалинского таёжника. Одиннадцатая книга

Возле баков с отбросами крутится знакомая личность. – Здорово! А ты что здесь делаешь? – наглым тоном спросил парниша.

– Здорово, да работаю я здесь.

Тимоха, однако, удивился, перед ним стоит ещё одна жертва Российского бизнеса. Родственник, будущая жертва. В данный момент стоит жертва состоявшиеся. Это мужик имел небольшую ферму, держал два десятка коров, картошку выращивал, пахал сутками, рвал жилы. В этом случае, говорят, виновата водочка. А так ли это? Как привыкли валить всё на водочку. Нет, водочка здесь не причём. Человек просто так, с бухты бархаты не садится плотно на стакан. Нужны обстоятельства, серьёзные, весомые причины.

– А ты Тимоха тоже сюда устроился?

– Ну, мне больше делать не хрен. Хозяин этой фирмы мой родственник, ясно!

– Ясно! – бывший кулак, нынешний алкаш быстренько скрылся с глаз долой.

Совсем человек изменился. Раньше ходил, грудь колесом, с Тимохой поначалу даже не здоровался. А теперь пуганы, пришибленный, парниша руку ему не подал. По его понятиям, вот таких типов надо давить. Сколько волка не корми, он всё равно в лес смотрит. Переиначим пословицу, сколько алкаша по жизни не кодируй, он всё равно на бутылку поглядывает. Может не пить год, десять лет, но итог получатся один у всех, один на всех и за ценой они не постоят. Тимоха ещё раз говорит, что алкоголизм это не болезнь, а состояние души, которое тяжело исправить. Тяжело, но исправимо, только не кодировкой.

***

Забросили в Ниву три тридцатки отходов, покатили на лабаз. Володя гнал машину весело, боятся нечего, рыба герметически упакована. Николая брат любит временами придавит на педаль газа. Работа у мужика такая, профессиональный автогонщик, водитель скорой медицинской помощи. Иногда приходиться в городе, в час пик, так гнать уазик таблетку, что Шумахер позавидует!

Шумахер гоняется за славой и за деньгами. Володя, гонит ради того что бы спасти человека. Приехали на место, тридцатку взяли за ручки, вдвоём потащил к бочки. Неудобно вдвоём по пересечённой местности, таскать какой либо груз. Одному тридцатку не унести, нужен большой мешок. Доволокли бадью до бочки, собрались, было высыпать. Подняли тридцатку на уровень бочки, парниша рукой стал сгребать селёдочные головы.

– Володя! Тормози, ставим на землю.

– В чём дело? Ух ты! – Володя увидал почти полную тридцатку отборной, крупной, копченной селёдки.

Так вот почему крутился у отходов бывший фермер, нынешний алкаш. Он забыл, в какое ведро положил ворованную селёдку, а сверху слегка замаскировал головами и потрохами. Повальное, объёмное воровство рыбной продукции ещё одна беда в данном рыбном цехе. Во всём виноват один человек, начальник, то есть хозяин. Он себе и помощников подобрал ворюг отпетых, нечистых на руку людей. Надо будет этого раскодированного товарища сдать с потрохами, но только не сегодня. Иначе придется вернуть копчённую селёдку.

Потащили тридцатку обратно к машине, в обратную сторону путь еще хуже, от речки метра четыре надо лезть по крутому, чуть ли не отвесному склону, потом в гору ельником. Селедку переложили во вкладыш, ведра надо отдавать. В двух других тридцатках оказались отходы. Это в первой тридцатке оказалась отборная рыбка, отходы не оказывались, они должны были быть во всех ёмкостях. Короче закропили у косолапого на тридцать литров. Подавится медведь, копчёную селёдку жрать.

Полчаса потратили на благоустройство прилегающей территории, убрали две ольхушки. Деревья большие, ольха не берёза, древесина мягкая, приято пилить, но долго! Любое приятное не может долго продолжаться. Долгое приятно становится приторным, а затем появляется отвращение. Приятно валить деревья толщиной ствола в сорок сантиметров? Данная патология уже не лечится.

Что интересно у Тимохи нет отвращения от такого долгого приятно. Если от этой деятельности появится отвращение, то зимой замёрзнешь, дрова это жизнь. Толстую лесину раскидывать на чурки тяжело и нудно, но отвращения отсутствует. Когда к какой либо физической работе человек испытывает отвращение, это гораздо опасней. Уж лучше испытывать приятное от физической работы. Закоренелый лодырь, опасный человек для любого общества.

Парниша обрубил ветки со сваленных деревьев. Кроны большие, загораживают обзор. С чувством выполненного долга и почти с двадцатью килограммами отборной, крупной, копчённой селёдки поехали обратно в рыбный цех.

Вернули пустые емкости, загрузили две полных тридцатки. Технолог предприятия отдал Тимохе девять картонных ящичков дефектной копчённой селёдки. Дефект тот же самый, слегка порванные брюшки, вес одного ящика три килограмма с копейками. Разумеется, технолог не раздаёт бракованную селёдку каждому встречному, он знает кто такой Тимоха. Он не кто, он просто родственник хозяина фирмы.

Володька довольный, он тоже селёдочку уважает, тоже рыбная душа. Нам мяса не надо, нам рыбу давай! Заехали на станцию не отложной скорой помощи. Володя барским жестом угостил врачей, водителей, народ ахнул, такой крупной селёдки они не видели. Володя с Тимохой тоже впервые увидели здоровенную копчёную сельдь. Чуть было медведя не накормили.

Разумеется, сначала заехали на первый, на ближний лабаз, загрузили бочку. Потом на станцию скорой помощи, оттуда прямым курсом к Николаю домой, взяли Валентину, поехали в ближний магазин. Бракованную селёдку, которая в коробках сдали по сходной цене. Пока парниша общался с хозяином магазина, почти всю селёдку раскупили.

Люди не брали во внимание порванные брюшки. Селёдка на десять рублей дешевле и вторая причина цех, где солили, да коптили сельдь. Копчённая сельдь восемьдесят рублей килограмм! Здорово, да?! На рыбном Сахалине, даже селёдка, которую раньше зэки кушали, приближается к цене мяса. А что уж говорить про лосось. Допустим в зимние время мороженая кета дороже говядины.

***

Вечером следующего дня два охотника приехали на ближний лабаз при полной экипировки. Хороша полная экипировка, ружьё одно на двоих, это пустяки, мелочи жизни. Главное на каждого по спальному мешку. На ближним лабазе хорошо, настил с досок, но строители закосили площадку. Получился, наклон к с северу градусов так в десять.

– Коля, они, что пьяные строили?

– Да уроды! Видал, все макушки спилили, всю маскировку убрали. Не страшно? – Николай раскачал лабаз. Настил приляпан на довольно тонких деревьях, качает как на работающем башенном кране.

– Чего страшно? – Тимоха не понял вопроса. Любой другой бы испугался, наклон в бок и лабаз, однако сильно гуляет. – Медведь до сюда не допрыгнет, больно высоко. А вот бочка здесь больно близко.

– Да причём здесь медведь. Витька знаешь, как испугался. Он кричит, матерится, а я качаю, раскачиваю лабаз, ему страшно, а мне приятно.