Владимир Карев - История для мужчин

Не помню, как я оказался в коридоре, но истерический хохот подружек вслед гнал меня, как таракана от мухобойки (забиться бы в какой-нибудь угол и замереть до ночи!).

Меня уже не радовало, что я попал в мечту своего детства – в Сингапур. Мне хотелось побыстрее избавиться от этой кучи стервозных девиц и вернуться в Москву к своей, хоть и не менее стервозной, но родной жене. Сейчас ее ругань казалась мне песней, которую в данный момент я готов был слушать, закатив глаза от удовольствия. Хорошо, что хоть номер мне дали отдельный. А если бы с какой-либо из этих «тварей»? Так бы и простоял у дверей в коридоре или где-нибудь прятался в комнате от колючих недобрых взглядов какой-нибудь немки или китаянки, на худой конец.

В поисках места, куда бы я спрятался, я отодвинул шторину и обнаружил, что из моего окна виден гостиничный бассейн. Там уже с удовольствием плескалась группа «моих» девушек. Мне так захотелось искупаться в бассейне, что от негодования я с силой сжал кулаки и зажмурился. Я понимал, что этого сделать мне не доведется.

Осмелев, озираясь, я прокрался к лифту, доехал до первого этажа и, не поднимая взгляда и не смотря по сторонам, выскользнул на улицу.

Город бурлил нескончаемыми потоками людей, быстро и медленно идущими в разные стороны, входящими и выходящими из бесчисленных магазинов и ресторанов. Они были все стройны, смуглы, узкоглазы, аккуратно одеты и небольшого роста, в отличие от сопровождаемых мною «оглоблей-красоток».

Меня подхватил людской водоворот и понес от витрины к витрине, от магазина к магазину. Наконец-то я чувствовал себя Человеком, равным среди равных. Я с удовольствием любовался школьницами, маленькими, а уже иностранками, одетыми в синие юбочки и отутюженные белые рубашки. Быстрым шагом мимо меня проследовал молодой человек. Красивая короткая прическа его густых черных с отблеском, как вороненая сталь, волос, черные наглаженные брюки и белая рубашка с галстуком рассказали мне, что это или клерк, или студент. Доверительно выставленные чуть ли не за пределы магазинов прилавки с россыпями часов, сувениров и обуви говорили мне о доверии друг к другу жителей этой страны. Они, наверное, жили по правильным законам взаимоуважения и бережливого отношения человека к человеку.

Я был счастлив до момента возвращения в гостиницу. У дверей моего номера стояла Маша.

– Извините, – сказала она, – я уже пятый раз подхожу к вашему номеру. Меня заслали девушки сказать, что пора ужинать. В мини-баре, к сожалению, одни только сладости да орешки, а надо бы и немного существенного перекусить.

Первое, что меня шокировало, так это то, что они стали трясти мини-бары. Я много был наслышан о баснословной цене данного сервиса и это я, наверное, скоро смогу ощутить на себе. Надо было срочно выбираться из этой ситуации.

– Маша, вы простите меня за сегодняшний нелепый случай, – начал я нервно, – но, пожалуйста, помогите мне заказать ужин. Я английского совершенно не знаю.

С грехом пополам нам удалось это сделать. Но когда мы стали обходить номера для приглашения всех покушать, я с ужасом обнаружил, что чуть ли не половина из девушек уже трапезничала в номерах. И я догадывался, что расплачиваться за всех придется мне. В глазах у меня плавали букашки, сердце билось с перерывами, болел низ живота.

На следующий день, после проведенной в бреду ночи от невыносимых мыслей о растрате, мы с Машей, добрым моим другом, пытались понять, почему наш вылет сегодня не состоится. Ответственное за посадку на следующий самолет индонезийское лицо профессионально улыбалось, что-то пыталось нам объяснить, «держа за пазухой камень». Я понимал, что еще одни сутки, проведенные в этой гостинице, окончательно разорят меня, и я не смогу купить даже коробок индонезийских спичек, чтобы хотя бы сжечь себя и не мучиться от голода и жажды, на что, наверное, обрекут меня эти королевы красоты.

А им было все равно. Поняв, что сегодня нет вылета, они беззаботно отправили с портье свои вещи обратно в номера и, как насекомые, расползлись, разбежались, ускакали и исчезли в лабиринтах улиц и магазинов, оставив меня одного в номере с грузом тяжелых размышлений о будущем.

Следующий день был днем презрения. Вероятно, устав от бесконечных мотаний по городу, никто из них долго не выходил из своих номеров, и все прелести индонезийской кухни оценивались ими, не вставая с постели.

Благое известие о сегодняшнем вылете я вынужден был разносить по номерам.

Предварительно я нарвал квадратики бумажек, нарисовал на каждом кусочке чемодан, машину, самолет и напротив каждого рисунка поставил последовательно время действий.

Нашим передал информацию через дверь, громко три раза повторив, что, когда произойдет и, на всякий случай, сунул бумажку с рисунками в щель. Дверь они мне открыть не соизволили. Сказали, что я сексуальный маньяк и громко заржали.

Следующий номер, куда я позвонил, полагаю, были немецкие апартаменты. Дверь открыла строгая девушка и молча посмотрела на меня чуть прищуренным взглядом, держа у лица длинную сигарету в не менее длинных пальцах. Мне на миг показалось, что в правом глазу у нее монокль-стеклышко, такое, как у сухих, похожих на холеных, но тощих котов, немецких офицеров, которых раньше показывали в фильмах про войну. Когда я уже начал рассматривать и воображаемые усики под фюрера, и галифе на тощих ногах, меня привел в чувство недовольный грудной голос исследуемого объекта: «Вас?» – или что-то в этом роде.

Опомнившись, я стал показывать бумажку со своими нелепыми рисунками и жестами объяснять типа:

– Цигиль, цигиль, ай лю-лю, «Михаил Светлов» – у-у-у…

Она выхватила из моих рук эту бумажку, посмотрела на нее и, с отвращением на лице, сказав что-то похожее на «дункопф», захлопнула перед моим носом дверь. Я не понял, поняла ли она мою содержательную речь.

Номер итальянок, напротив, встретил меня радушно. Девица со взъерошенными длинными черными кудрями распахнула передо мной дверь, не останавливая темпераментную беседу с похожими на нее подругами, и опять же кинулась к стенному шкафу, стоящему в глубине комнаты, в котором, вероятно, до этого рылась, и продолжила свое занятие. Вторая девушка копошилась в чемодане, стоя ко мне задом. Третья носилась из ванной комнаты к тумбочке и обратно в ванную, постоянно что-то разное держа в руках. Было впечатление, что я здесь живу, и меня впустили, на секунду оторвавшись от дел, чтобы не томить за дверью одного из хозяев данного жилья. Держа перед собой свою бумажку, как входной билетик в кинотеатр, я пытался обратить на себя чье-либо внимание, но мои действия никто не замечал. Никто не хотел отрывать контрольную полосу билетика. Все тараторили.