Вячеслав Киктенко - Таянье Тайны

Приблизительная статистика такова, что даже в самых великих исторических битвах погибало не более ста миллионов. А там, в поддоне, в кишащей битве сперматозоидов, при каждом соитии – миллионы погибших. Причём безымянно. Каждый раз миллионы…

И чем искупит сперматозоид-убийца, оплодотворённый яйцеклеткой, эти миллионы? Ничем. Здесь – ничем. Победитель, выходит, страшней полководца, фюрера, тирана?

***

Нет, не уходит Битва. Никак, никуда! Зато Червь уходит. Неторопливо, солидно уходит – в своё Метро. Уходит, и нажирается там до отвала. А на следующей остановке выползет, непременно выползет. У него там, на кладбище, хорошее Метро. Оно хоть и тёмное, но с разветвлённой системой тоннелей, переходов, выходов.

Вот так выползет иногда под солнышко, оглядится, погреется в тёплых лучах, а потом учует свежак, и – нырк в Метро, в тоннель кладбища. За свежачком, за новым покойничком, за деликатесом…

Идиотизм цивилизации.

***

Страх и пустота в каждом. В каждом Победителе, с рождения до гроба страх: вот же он, вот этот Я, который убийца! Я, убийца, убийца я, я-я-я-я-я яубийца!..

И тут же, будто бы сам собою, выплывет из дремучих поддонов неуправляемое: а вообще-то насколько он искупаем, грех такого, тотального убийства пред-жизни ? Кто ответит? Кто не ответит? Здесь – никто.

Необъясним страх, неизъяснима пустота страха. Неизъяснима именно здесь , в данном отрезке жизни Объяснится ли там ? Кто ж скажет такое – здесь ? Здесь скажут лишь то, что ощутимо и осязаемо. Что в самом деле – есть. И только. Назовут лишь то, что и так слишком знаемо: страх, грех, пустота. А есть ли утешение здесь, в этой пустоте, и скажут ли где оно, если и в самом деле есть, если есть – где? Темь. Немь…

***

Похоже, ответа и корня в пышном цвете аврамического куста искать не стоит. Мистики маловато. Утешение, пожалуй, буддийская молитва, мольба:

«О, великая Пустота!..».

Только что мы смыслим в буддизме? Ни черта не смыслим. Другие. Но Пустота, заполонившая дух, плоть, там почему-то тает. Хотя чему там, казалось бы, таять? А вот так, тает и всё тут. И не одна уже только Тайна, Пустота тает… таянье Пустоты… Как? Дико, непонятно. Совсем непонятно. Тает, тает, тает. Не объясняет ничего.

Просто: таянье, таянье, таянье…

***

Девочка в автобусе, 3—4 годика, в милой косыночке, на руках у матери играет кисточкой от пальто, смеётся, что-то своё щебечет…

И вдруг дикая мысль: а ведь и она повзрослеет, и она станет матерью, и бабушкой?..

А ну представь: вот она уже мать (и даже старше нынешней своей матери), вот уже старуха, и у неё много детей, внуков, правнуков… вот она мёртвая в гробу, в окружении родных. Вот её могила с прахом внутри…

Нет! Что-то противится воображению, когда глядишь на милую щебетунью 3—4 годков. А уже в самом этом противлении не сокрыт ли предел, то есть крайняя степень (за которую – нельзя!) соблазна? И не в этом ли пределе кроется надежда, пусть мистическая, на некую неокончательность повального постарения и неизбежного исчезновения людей?

Нельзя представлять девочку старухой, тем более трупом. Нельзя, и всё тут! Будь ты хоть трижды «гениальным» художником с бескрайней фантазией, здесь крайний рубеж, форпост человечества, откуда исходит надежда и вера: не окончательна механика повального умирания, и всего лишь на краткий срок запущена эта махина, механика времени, носителя умирания.

А вот если разнуздаться и дать волю воображению или, пуще того, «художественно» воплощать декадентские картинки, то это значит одно – предательство. Внутривидовая измена. Или, мягче – ещё одна уступка миру.

Миру, который никогда никому ничего не уступает!..

***

Никому не уступали, век за веком противились, и вот, дали слабину. Уступили давлению «цивилизации. И – державно, величественно на поднебесном негативе России, как на фотоплёнке, проступил – Вор. Или разбойник. Не былинный серо-косматый, нет. Голо-голубой. Хищь злопедрилая, вошь лобковая…

***

Ты не вор? Ты неправ! Это дело в народе

Всё почетнее ныне. В тоске, в безысходе

Отыскать каплю света не можешь во тьме?

Стыд и совесть похерил? Не мучайся, право,

Знамя Вора над Русью взошло величаво…

Не похерил? Тогда твоё место в тюрьме.

В каталажке теперь твоё место, похоже,

Это прежде ты был работягой, надёжей,

А теперь повернула иначе судьба

Чудака-мужика, не способного выжать

И по капле сцедить из себя, чтобы выжить,

Хоть какую-то совесть. Не то что раба.

***

Знаменитый разбойник – герой! Кудеяр-Атаман. «Много он душ загубил…». Да каких душ, чьих? У поэта конкретно писано: «Честн ы х христиан». Загубил, но – покаялся. Но нагрешил. Много нагрешил. Но – покаялся. Да так, наверное, покаялся, что «теплохладные», обычные люди поразились силе покаяния и запели, умилённые:

«За Кудеяра-Разбойника

Будем мы Бога молить…»

***

А вот ежели ты, как большинство насельников мира обычный рабочий, служащий, крестьянин, если просто жил-бытовал, растил сад-огород, поднимал страну, детишек, по праздникам ходил в церковь и никого не зарезал, а потом не покаялся с усиленной мощью за кровь, вероломство, разбой, то тебе приговор:

«А если ты не холоден, не горяч, изблюю тебя из уст Моих».

Слова авторитетные. Авторитетнее не найти.

***

Вор, душегуб, мироед, ограбивший народ, а потом на толику награбленного накормил детдом, а потом и ещё от щедрот, вдруг очнувшихся где-то, построил церковь – вот герой! И помолимся за него, и помолимся. И за труды праведные помолимся. И за труды неправедные. За того Кудеяра, за этого…

***

Живущих на планете менее десяти миллиардов. Ушедших в планету более сотни.

Ушли… но куда подевались, или ушли вместе с ними золотые песчинки, огненные крупицы, прожигавшие души, миры? Трупов, костей полно, труп за трупом, до бесконечности. Какие такие песчинки, кто видел, куда подевались?

А такие! На земле размылись, а в неясных областях слились с другими, тоже «утраченными». И сплавились, слились – в слитки. В горних пещорах, в земляных горах. Несмотря на мечты, сказки об утраченном, безвозвратном. А уж как мечтают людишечки, как воруют! Как слова наговорные перебирают!

«Шла щука из Новгорода,

Она хвост волокла из Белозера;

Как на щуке чешуйка серебряная,

Что серебряная, позолоченная;

Как у щуки спина жемчугом сплетена,

Как головка у щуки унизанная,

А наместо глаз – дорогой алмаз…»