Игорь Черкасский - Случайные и не совсем случайные сказки

© И. Черкасский, 2020

© С. Корнилова, 2020

© ИД «Городец», 2020

Наполеон Бонапарт как-то сказал: «Способность без возможности – ничто». Но даже ему пришлось признать, что нашим миром правят не королевские династии, революции или талантливые полководцы. Что фатум и госпожа фортуна лишь пособники, инструменты в руках более великой силы. В руках случая. Только благодаря ему сказочные события сплетаются в причудливый клубок, столь похожий на нашу реальность. А каждый герой точно знает, что конец одной истории означает всего лишь начало следующей.

Эти сказки для детей, которые хотят повзрослеть, и для взрослых, забывших, как быть детьми. О силе фантазии, способной создать новый мир, и о тех, кому он необходим.

…Конец XVII века. Время Великой французской революции. Мозаика из случайных или не совсем случайных событий, необычных мест и загадочных персонажей. Истории всех героев тесно переплелись там, куда можно уйти, когда больше нигде не нужен, точно зная, что история продолжится…

Плеск морской волны о борт корабля и крики чаек. Скрип снасти, пение натянутых канатов и свист ветра в парусах напоминали ей о самом близком человеке. Эта мелодия дальних странствий означала скорую встречу.

Девочка любила слушать их напев, проходя мимо пристани. Бриз развевал волосы, и солёные капли высыхали на лице блестящими кристаллами. Она собирала их пальцем и пробовала на вкус мечту о неизведанных берегах. Солёный морской привкус рассказывал о приключениях и дальних странах, а чайки в небе – о мужестве моряков, поборовших полный штиль и девятый вал, проходя мимо мыса Доброй Надежды. Это был её мыс, ведь девочку тоже звали Надеждой.

Когда она родилась, отец выбрал это имя, потому что её маму звали Верой. Папа всегда говорил, что обязательно вернётся, победив самый страшный шторм, самую жуткую бурю, ведь дома его ждали Вера и Надежда. И он каждый раз возвращался. Отцовская борода пахла табаком, руки – морской снастью, а китель – морями и океанами. Капитан обнимал жену и дочь, а мама каждый раз плакала, и Надежда никак не могла понять почему. Ведь папа был дома, корабль дошёл, всё было хорошо. Мама, накрывая на стол, попрекала отца за курение трубки. Папа доставал заморский гостинец, а Надежда устраивалась у отца на коленях. Девочка переставала бояться грома за окном и слушала рассказ об очередном приключении. От молчаливой отцовской улыбки в бороду, от того, как он глядел на жену сквозь клубы табачного дыма, становилось тепло и уютно. Но время побывки слишком быстро подходило к концу, и папа снова уходил в море.

Полный штиль, летний знойный день. Паруса не развевались, канаты перестали петь. Мама почти не разговаривала с дочкой, украдкой вытирала слёзы и от привычки вглядываться в горизонт постоянно щурилась. Солёная влага оставила ложбинки на её лице, морщинки вокруг глаз стали глубже. Надежда подходила к ней и, обнимая, говорила:

– Мамочка, он вернётся, вот увидишь. Он всегда возвращается.

И Вера, молча погладив её по голове, шла накрывать на стол. Шли дни, недели. Прошёл месяц, потом ещё один и ещё… Отец давно должен был вернуться, но девочка не беспокоилась. Она точно знала, что папа пройдёт через штиль, через любой девятый вал, чтобы обнять их снова. Она верила в него. Но горизонт был по-прежнему пуст. Паруса не развевались, чайки и дельфины скучали без кораблей, а мама всё больше теряла надежду.

В прошлую побывку отец привёз Надежде подарок. Заморский фрукт – гранат. Это был не обычный, купленный на базаре гранат, а волшебный. Он лежал на книжной полке рядом с любимыми книгами девочки в ожидании своего часа. Его подарил отцу тетрарх маленького островного города, помнящего Ахиллеса и Геракла. Город назывался Нафплио. Греки очень суеверны и помимо множества других примет верят в то, что этот фрукт может принести удачу или исполнить самую заветную мечту. Нужно лишь, закрыв глаза, взять гранат в руку и помечтать. Свою мечту нужно представлять обязательно молча, чтобы она не успела окаменеть в слове и не стала обыденным желанием. А как только она оформится, нужно со всей силы кинуть гранат о стену дома: так, чтобы он разбился, раскидав зёрнышки как можно дальше.

Надежда соскучилась по отцу. По его трубке. По бороде в табачном дыму и кителю, пропахшему морем. Ей было жаль дельфинов, одиноко бороздивших водную гладь, и чаек, молчаливо парящих в безоблачном небе. Но больше всех она жалела маму и очень хотела, чтобы та больше не плакала. Девочка помнила про волшебный фрукт и берегла его на самый крайний случай. И однажды поняла, что этот час настал. В один из дней Вера перестала плакать и вглядываться в горизонт. А Надежда, испугавшись, что отца больше никто, кроме неё, не ждёт, наконец решила воспользоваться волшебным гранатом. Девочка стояла на пристани, держа гранат в руках. Она молча представляла себе свою мечту, очень боясь уронить фрукт раньше времени. А когда мечта наконец оформилась, Надежда размахнулась и…

…Гранат разбился о белоснежную стену дома, его зёрнышки разлетелись по всему причалу, а девочка, боясь обернуться, просто открыла глаза. Дельфины радостно выпрыгивали из воды, чайки перекликались в безоблачном небе, рассказывая истории дальних морей. Канаты и паруса снова играли мелодию дальних странствий. А бриз, развевая её чёрные как смоль волосы, оседал на коже капельками солёной влаги. Кристаллы можно было собрать пальцем, и, если попробовать их на вкус, они напомнили бы о далёких странах и неизведанных морях.

На пороге их дома стояла мама. Она всматривалась в горизонт и впервые за долгое время улыбалась. К Вере снова вернулась надежда, ведь на горизонте наконец показались паруса.

Жил-был в одном городишке парень по имени Михась. Был он небогат, имел лишь флейту и шляпу с полумесяцем. Днём спал, а когда приходила ночь, брал в руки инструмент, надевал свою треуголку и брёл мимо засыпающих домов, беззвучно играя ему одному слышимую мелодию. Фонари светили еле-еле, но, пританцовывая в полумраке, он точно угадывал свой маршрут. Мальчик всю жизнь ходил по городу ночью и знал его как свои пять пальцев. Полуночного музыканта не боялись. Взрослые давно привыкли к топоту башмачков, а заслышав их, переговаривались:

– Это Михась снова дурачится.