Дина Рубина - Бонжорно, команданте!

…Но вот наконец Амальфи, слава богу, – автобус спустился к широкому полукругу приморской площади с причалом, портом, роскошными отелями, тавернами, тратториями и кофейнями… Какой-то памятник кому-то на коне… ну да, Амальфи – некогда епископская резиденция четырех прославленных морских республик…

Но едва покидаешь приморскую часть и поднимаешься по улице вверх, – ты попадаешь в странный зачарованный город, вырубленный в скалах: ныряешь в тоннель, а это, оказывается, просто улица; глубокая ниша в стене с несколькими мерцающими тихо свечами – просто церковь, помолись и иди себе дальше… Выныриваешь на площади размером с большую прихожую – вверх направо ведут ступени, вырубленные в скале, – это подъем на верхнюю улицу, вниз – такие же ступени в следующую улицу-тоннель…

После полуторачасового блуждания оказываемся на тесной, зажатой со всех сторон площади, от центра которой поднимается к аркаде знаменитого собора бесконечная, несоразмерно огромная лестница, словно украденный и присобаченный сюда по случаю фрагмент Вавилонской башни.

…Здесь же, у подножия величественной лестницы, мы уселись за столик одного из кафе. Закинув голову, я рассматривала романские арки, колонны, мозаику главного собора некогда могучей морской республики, воевавшей с Венецией за первенство в морях… Подумать только, сколько же матросов, капитанов, купцов и странников затонуло с тех пор на разнообразных парусниках, галерах, баркасах и кораблях, а рыжебородый, в синей, не потускневшей в веках мантии святой Андрей так и сидит на знаменитой мозаике, в сонме белоснежных архангелов, среди прочей, до обидного бессмертной небесной челяди…

Официант, мальчик лет восемнадцати, с лицом – под стать архитектонике собора – тонкой византийской красоты, будто перенесенный сверху, с мозаичного портика, из свиты святого Андрея, – принес нам салат с моцареллой и принялся вытирать полотенцем чашки на стойке. Заметив, что мы поглядываем на него, а может, просто от хорошего настроения, он минут десять разыгрывал перед нами клоунаду: как бы не замечая внимания, жонглировал тремя кофейными чашками, вытаращивая глаза в притворном ужасе, ахая, что-то мурлыча, усмехаясь…

Наконец из глубины кафе его позвал хозяин – а может, это был его отец, потому что вытянутые идеальным овалом черты сына в лице отца огрузли, поблекли и словно взывали к мастерству реставраторов.

И вдруг я вспомнила о недосказанном сюжете.

– Так что там с мыльной оперой, этими младенцами, безутешным вдовцом?

– А на чем мы остановились?

– Он нашел кормилицу…

– Да… некая девица, не то чтобы гулящая, но, скажем так, обманутая жизнью, нанялась выкормить мальчика. И выкормила… И за это время наш дед, мужик в ту пору молодой и крепкий, привязался к ней. А может, приспособил под нужды, по купеческой своей сметке… Пока суд да дело, скупил большой участок горного склона, выстроил наверху виллу, назвал ее «Утешение». Мол, эта девица, кормилица, – кажется, ее звали Лючия, – явилась ему утешением в его горе.

– И… он женился на ней?

– Не то чтобы женился: дедуля, по слухам, нрава был не простенького, но прожил с ней как с женой лет двадцать, до самой смерти… Позже внизу построил у моря еще один дом – сегодня увидишь, как Мария его отделала… Верхнюю виллу сдавали постояльцам, многие были родом из России, дед любил поболтать на родном языке, – а в нижнем доме жили всей семьей…

– Так-так… а что там с заячьей губой?

– …А вам, писателям, надо расковырять каждую болячку? Уже вцепилась в сюжет, да? Так вот, бедная девочка… Сейчас-то у нас это дело небольшой операции, а в то время… Как родился, так и носи… Но – вечером, вечером! Доедай свой салат, поскачем дальше. Нет, ты глянь, что вытворяет этот паршивец! И ведь ни одну не разбил… Надо бы добавить ему еврик за ловкость…

Не решившись взять такси из-за вдохновенно грабительских цен итальянских водителей, мы опять сели в автобус до Равелло – и вот эту карусель я буду помнить всегда.

Помимо того, что петли дороги вздымались еще выше, еще круче, еще отвеснее, – в автобус набилось народу столько, что в проходе стояли толпой. Он просто обязан был свалиться в пропасть и уйти на дно великолепного залива. А из-за толчеи я, конечно, не успею выбраться в окно. Однако – неплохая смерть для писателя.

(Я вообще в последние годы ловлю себя на том, что все время примеряю какую-нибудь экстремальную кончину, которая украсила бы мою заурядную в целом биографию.)

Пути нашего немного – шесть километров. Но из-за крутизны и спиральных извивов дороги мы тащимся – и слава богу! – целых сорок минут. Каждый раз, когда автобус делает еще один полный поворот на каблучке, и близкие и далекие башни Равелло возникают, как мираж, на соседней скале то слева, то справа, моя подруга, которую немилосердно тошнит, стонет:

– Ты видишь, по воздуху здесь всего метров триста…

– Не надо – по воздуху, – бормочу я.

Уфф!.. Въезжаем в Равелло!

Увитые остролиственным плющом каменные стены античной виллы Руфоло, ее мраморные аркады издали – словно вывязанные тонким крючком; сабельный блеск пальм, черные конусы кипарисов на темно-голубом фоне неба, мощь гигантских пиний, разметавших свои жесткие кроны над праздничной россыпью мандариновых, гранатовых и лимонных плодов на хрупких деревцах, и повсюду с этой немыслимой высоты окрест – слепящая холодная синева Средиземного моря с малахитовыми прожилками глубин – роскошь, избыточная для бедного, давненько лишенного рая человеческого воображения.

Первым делом на маленькой средневековой площади перед местным собором мы видим свадебную процессию. Мужчины в черных костюмах, в галстуках или бабочках, дамы – в изысканных нарядах: длинные платья моды приблизительно начала XX века, но не позже… Коралловые бусы, нити жемчуга на утесах грудей, носы, усы, сверкающие броши, тусклые от времени коралловые камеи… У невесты – черные глаза с картин итальянских живописцев, жених красив так, что даже описывать неприлично. Все видано в кино и на кино похоже – включая пейзажи, созданные в киностудии для этой вот, вероятно, свадьбы…

– Ну вот, а сейчас я веду тебя обедать в одно знаменательное место… тут недалеко, о’кей?

Честно говоря, спустившись вновь к соборной площади с высоты бельведера виллы Чимброне, обе мы уже с трудом передвигали ноги.

– …Лет пятнадцать назад это была вполне недорогая траттория, но ее купила одна испанка, бывшая любовница какого-то, не помню, знаменитого голливудского идола… Так вот, сюда зачастила вся эта блестящая шобла, и цены, конечно, взлетели. Место прославилось… Вечерами сюда не пробиться, но в это время года, да еще и днем, надеюсь, столик для нас выкроят…