Николай Тычинский - Мелодия открытого окна. Сказки для взрослых и взрослеющих

Вдруг Верблюд очнулся от дум. Он вздрогнул, и ноги его встали. Сознание вдруг молнией сверкнуло в его пылающей голове. Он почувствовал… Он осознал! Он услышал Воду… Она была прямо под ним… Живая, настоящая, холодная и… сильная! Она была такой силы, что ему было бы не справиться с ней… Он видел воду, чувствовал ее всем своим существом и знал, что она, Живая Вода, только тут… на все многие дни его верблюжьего пути. Вода была под ним!

Он опустился на колени и лег. Он лег на воду… пусть она еще глубоко под ним, но она рядом. Теперь он знал, что эту воду он не оставит. Она его! Он будет лежать на ней и ждать. Ждать, когда она наконец-то достанет, настигнет его. Он нашел свою Воду!

Верблюд упал на бок. Он потерял сознание. Он умирал. Его больше не мучили жажда и обида. Он знал, что сделал главное в своей длинной, однообразной жизни. Он понял, что Он – избранный, так как именно ему удалось найти свою Воду. Он умирал, но не терял ощущения Воды под собою. Он жил жизнью Воды. Она теперь была Им. Ни жгучего солнца, ни холода ночи, ни колючих песков уже не существовало. Была Вода и Он – ее хранитель!

Верблюд лежал так несколько дней. Пока не пришли люди. Люди следили за ним с самого начала, но они потеряли его уже много дней назад. Теперь они пытались напоить Верблюда и поднять его. Но он не хотел пить, потому что Вода, его Вода, была под ним, а ему подсовывали другую, чужую теплую воду. Выталкивая дыханием пену изо рта, он открыл в последний раз глаза и увидел… Оазис, что был на этом месте. Оазис с его Водой. Он увидел зеленые пальмы и табун молодых верблюжат… людей в белых накидках… и много яркого, но доброго и мудрого Солнца!

Верблюда похоронили недалеко от нового колодца на склоне горы. Поверх его могилы на сыпали большую гору крупных камней. Его хоронили все мужчины и мальчики племени. Они молча клали камни на его могилу.

На стене висела большая картина с изображением солнечного берега далекой страны. Картина была старая, с трещинами на краске, в массивной раме. Хорошо написанный пейзаж казался живым. Картина висела напротив окна, а за окном, с вы соты четырнадцатого этажа, открывался вид большого города.

Иногда в солнечный день казалось, что два пейзажа смотрят друг на друга. Настоящий пейзаж не был реальнее нарисованного. Видно было, как две реальности существовали рядом. Одна действительность соприкасалась с другой через границы рам – раму окна и раму картины, а между ними – нейтральная и по-настоящему «ничейная» территория.

Маленький самолет биплан дремал в тени под навесом. Летал он теперь редко и потому ждал с нетерпением дня, когда его, как раньше, вывезут на полосу, заправят свежим бензином, и он после короткой разбежки, от которой все его мускулы оживают и напрягаются, почувствует наконец Небо.

Раньше все его называли Биплан Петя, но теперь, уже давно, просто Биплан или коротко – Бип. Биплан – потому что у него было двойное крыло-«этажерка».

Раньше таких бипланов было много, они стояли на поле рядами, блестя лаком, молодые и бодрые близнецы. Теперь такой он был один. Рядов самолетов давно не стало, рядом с ним жили только два спортивных Як-52 и один новенький, сияющий пластмассой и никелем бизнес-самолет без имени.

Яков выводили часто, они почти ежедневно крутили пилотаж, обучая молодых пилотов, и иногда улетали куда-то на парады, обвешанные шашками для дыма. С Яками Биплан дружил, они знали Небо, его упругий воздух, синь дали и звон ясного Солнца над облаками. Поскрипывая элеронами, они изредка переговаривались, обсуждая, как старики, погоду. Чем более нелетной она была, тем громче звучали их рули, элероны и звенели струнами расчалки. Черный лаковый Бизнес-Красавчик летал мало, неизвестно куда и Неба не чувствовал. Он был какой-то весь электронно-пластмассовый, заносчивый и с коллегами не общался. Да и скрипеть ему с ними было нечем, все в нем молчало, плотно пригнанное, без зазоров и люфтов. Не самолет, а аппарат.

Бипа уважали и любили за его покладистость, опыт и, главное, за понимание полета.

Обычно Биплан выкатывали на поле во время какого-нибудь праздника. Тогда тут появлялось много самолетов, а зеваки обступали Биплан, норовили залезть в кабину и, что было особенно неприятно, трогали его крылья и теребили струны его расчалок. Бип терпел это панибратство, потому что знал – в этот день ему дадут полетать. И тогда, в Небе, он забудет обо всех, оставшихся внизу, они станут мелкими смешными точками, а он плавно, с особым изяществом будет парить выше и выше.

Вот и сегодня такой день. Наконец-то его выкатили из-под навеса. Накануне механик перебрал его мотор, продул форсунки и смазал редуктор. Попробовали его сердечко-мотор на разных режимах, и сомнений в его исправности ни у кого не возникло.

Бип ощущал холодок бензина в баке и тихо радовался тому, как скоро тот наполнит мотор горячей мощью. Судя по всему, ждать оставалось недолго, солнце стояло высоко, и полеты должны были скоро начаться.

К Бипу приблизилась небольшая группа людей. В этой группе была девочка. Она не ходила сама, ее катили в кресле-коляске. У девочки был белый бант в волосах и большие синие глаза. Мужчина катил ее коляску и что-то рассказывал, показывая на Бипа.

Бипу было приятно, что про него рассказывают и что эта красивая девочка на него смотрит. Ему захотелось показать ей, как он летает, чтобы она узнала, что настоящая красота самолета видна в небе. Синем и ясном, как ее глаза.

Вот и подошла его очередь показать мастерство. Механик еще раз покрутил винт и проверил мотор. Бип видел, как пилоту, его старому другу, тоже не терпится в небо, но пилот делал равнодушный вид и неспешно проверял работу рулей. Наконец запустили мотор.

Они оба, и он, и пилот, теперь были сосредоточены, серьезны и слегка волновались, пока колеса шасси не оторвались от земли. Бип уже не думал ни о девочке, ни о многочисленной публике, что смотрела сейчас на него, ни о своих друзьях и коллегах-самолетах, что тоже готовились к полетам.

Стоило колесам оторваться от земли, настроение Бипа и пилота изменилось. Напряжение ушло и сменилось восторгом свободы. Они были сейчас одним организмом, большой живой птицей. Оба чувствовали друг друга в малейших движениях, ощущениях и даже желаниях. Бип, например, сразу понял, что сегодня пилот намерен не просто полетать по кругу, но и показать кое-что, что они оба умели.

Они набрали высоту, выходя с малого круга на большой. Скорость уже достигла той оптимальной величины, на которой полет легок и приятен.