Роза Шорникова - Семь дней, семь ночей

– Вероника! – Тамара, помешивая ложечкой в стакане с зелёным чаем, снова обратилась к ней. – Вы меня извините, но я никогда бы не подумала, что Вы, такая известная, такая талантливая, и вот так, запросто, вместе с нами за одним столом. А Вы нам что-нибудь почитаете? Из новенького?

Тамара и на сей раз не изменила себе, перескочив с одной темы на другую.

– Конечно, – согласилась Вероника, мысленно перебирая в уме, что же из новенького она может почитать?

Пожалуй, уже давно у неё ничего новенького и не было. Да, было время, когда её книжки издавались большими тиражами. Сколько песен написано на её стихи! А сейчас, в основном, только редкие переиздания в сборниках или альманахах. Да и то гораздо реже, чем ей бы этого хотелось.

– Ну, до завтра! Спокойной ночи! – Полина поднялась из-за стола.

– А Вы что, уже спать? Сегодня же – концерт будет в 21:00! Там такие интересные артисты! – заверила Тамара.

– Пожалуй не сегодня. Хорошего всем вечера!

Полина ещё раз взглянула на Веронику.

«Да, здорово ты изменилась, Верунчик», – подумала она и направилась к выходу.

Они обе сделали вид, что не узнали друг друга.

Вероника поднялась по узкой крутой лесенке без двух минут девять. Она остановилась на последней ступеньке и посмотрела в зал.

Все места и за столиками, и на стульях, стоявших в несколько рядов прямо перед сценой, были заняты.

Денис со Снежаной сидели на специальных высоких стульях около барной стойки и, потягивая через трубочки коктейль, о чём-то мило шептались.

Тамара приветственно махнула ей рукой и виновато улыбнулась, показывая на сидящих рядом людей.

Вероника кивнула ей головой и, посмотрев в другую сторону, увидела несколько складных стульев. Она, не торопясь, взяла один из них, разложила, поставила на свободное место сбоку от сцены и села.

Концерт начался. Вероника критически осмотрела наряд ведущей – длинное вечернее платье из тёмно-коричневого тяжёлого шёлка, ниспадающее красивыми складками до самого пола.

«Да, – подумала она, – было времечко…»

Ей припомнились вот такие же круизы, где она сама выступала на этих сценах, где звучали её стихи и песни, и именно ей аплодировали зрители. Да разве только на теплоходах? Где она только не побывала. Концерты, встречи, творческие вечера! Боже мой! Ведь всё это было!

Вероника провела рукой по волосам. Сейчас они были у неё яркого красно-медного цвета. Длинная прямая чёлка опускалась почти до самых глаз. Остальные волосы были подняты вверх и скреплены шпильками на затылке. Сверху был приколот шиньон такого же цвета, что придавало всей причёске пышность и объём.

Эти красные волосы необыкновенно хорошо сочетались с платьем из шёлка бутылочно-зелёного цвета, прошитого тонкими ниточками блестящего люрекса. Платье было довольно узкое и плотно обтягивало фигуру, и, как будто специально, выставляло напоказ всё то, что обычно женщины пытаются скрыть. Но его обладательница видимо не страдала комплексом возрастной неполноценности, и глубокое декольте было ещё одним тому доказательством. Тем более что шею её украшало необыкновенно красивое колье из хорошо огранённых изумрудов, вкраплённых в ажурное переплетение из белого золота. Вероника никогда не признавала бижутерию, даже от самых известных ювелирных марок.

Только сейчас Вероника оценила преимущества своего места: получалось, что она сидела практически лицом к залу. То, что артисты оказывались к ней спиной, было для неё не так важно. Она наизусть знала весь репертуар подобных концертов. А вот интересно, сколько людей её узнают? И узнают ли? Но о втором вопросе она старалась не думать.

– Дорогие друзья! – ведущая обратилась к аплодирующей публике. – Я очень рада, что вы так тепло принимаете наших артистов! – аплодисменты усилились. – Мы будем ждать вас здесь, в баре на Солнечной палубе, каждый вечер, ровно в 21:00! Я оставляю с вами «Весёлый пароходъ», прекрасных музыкантов, которые подарят вам свою музыку. Напоминаю, что в баре на Шлюпочной палубе сейчас начинается дискотека. Наш диск-жокей Лекс уже всё подготовил и будет рад вас видеть! Приятного всем отдыха!

Вероника не спешила вставать. Люди потянулись к лестнице, не обращая на неё никакого внимания, только Тамара опять махнула рукой, на ходу что-то торопливо говоря Олегу.

Веронике почему-то стало грустно на этом чужом «празднике жизни». Она вздохнула и тяжело поднялась со стула. Какая тоска!

«Напиться, что ли?» – словно спрашивая сама у себя разрешения, подумала Вероника.

Она уверенной походкой направилась к бару и заказала двойную порцию виски. Потом повторила заказ.

Настроение заметно улучшалось прямо пропорционально выпитому количеству спиртного. Через двадцать минут мир для Вероники уже не казался таким беспросветно мрачным. В глазах блестели огоньки. Медная чёлка неровными прядками приклеилась к вспотевшему лбу. Кудрявый шиньон немного съехал набок. Совсем чуть-чуть, что тоже не давало особого повода для беспокойства, а, впрочем, Вероника про него совсем и не вспоминала.

Музыканты уже от репертуара Фрэнка Синатры перешли к концерту «по заявкам», зазвучали знакомые ритмы, более привычные большинству отдыхающих, оставшихся в баре. Под них можно было танцевать, не думая ни о чём.

– Потанцуем? – рядом оказался мужчина неопределённо средних лет в светло-бежевом льняном костюме, короткие рукава которого эффектно оттеняли сильные загорелые руки.

Чёрные волосы были гладко зачёсаны назад, над верхней губой красовалась тонкая полоска ровно подстриженных усиков.

«Ну, прямо Голливуд, да и только!» – про себя подумала Вероника.

Следующей мысли не суждено было появиться, потому что мужчина ловко подхватил её за обтянутую зелёным шёлком талию и увлёк в центр танцевальной площадки.

«Ах…» – Вероника попыталась поймать эту ускользнувшую от неё мысль…

Золотой небольшой крестик с гравировкой мелькнул перед её глазами, но уже через мгновение она вообще перестала ощущать себя и всё, что происходит вокруг.

Альберт Гольберг лежал в своей кровати, но сон не шёл.

Всего два дня отделяет его от того, к чему он так стремился целые шестьдесят лет! Всего два дня. Но, почему так страшно? Откуда такая неуверенность? Может быть и не стоило вообще затевать этой поездки? Да и не знает он, встретит ли вообще кого-нибудь, кто вспомнит его?

Альберт попытался повернуться на бок. Хоть чуть-чуть. Ноги последние два года практически совсем стали неподвижными. Результат давней контузии. Да в общем-то и вся его послевоенная жизнь стала результатом того страшного взрыва, в эпицентре которого он тогда очутился с разведгруппой. Молодой совсем. Пацан семнадцатилетний. До восемнадцати нескольких месяцев не хватало. Мать радовалась, думала, уедут к тётке под Красноярск, сбережёт сына. А ему обидно было. Здоровый мужик-то! За мамкину юбку прятаться что ли? Вот и убежал из дома, никому ничего не сказав.