Игорь Караулов - Трудный возраст века

Этот конфликт не нов в русской поэзии; можно вспомнить хрестоматийную пару Пастернак – Мандельштам. Пастернак всю жизнь, до самой истории с «Доктором Живаго», играл с властью в ленивый дачный бадминтон. Подобно Евтушенко, он ценил «огромность квартиры». «Ну вот, теперь и квартира есть – можно писать стихи», – сказал он по случаю мимолетного мандельштамовского новоселья. В ответ на это Мандельштам написал самое желчное из своих стихотворений. Но это не значит, что он сам не играл с государством, просто игра у него была своя. Как Блейк своим тигром, любовался он «веком-волкодавом», понимая, что они не разделены зоосадовской решеткой.

Живя в вегетарианские времена, Евтушенко и Бродский играли в менее рискованные игры, но их стратегии соотносились примерно так же. «Римская Империя времени упадка» – это расхожее сравнение Окуджава вставил в песню, а для Бродского имперство Третьего Рима было сердцевиной личного мифа, явленной нам в приторно-попсовых «Письмах римскому другу». Империя нуждалась в придворных поэтах и с неизбежностью плодила поэтов опальных. Бродский сделался первым среди опальных, вроде Овидия, а Евтушенко – первым из придворных, хотя я не рискну уподобить его Горацию – адресату одного из поздних эссе Бродского.

Но придворный поэт – не означает на 100 % сервильный, иначе пропадет смысл игры. Нет, нужны постоянные метания, фронда, прощупывание границ дозволенного, почти шпионская суета. Поэтому верноподданнические вирши в советских газетах перемежались у Евтушенко настолько убедительными прокламациями про «наши танки на чужой земле», что даже пламенная Новодворская отчасти признает его за своего.

Задача опального изгнанника была технически проще и поэтически благодатнее: знай себе пиши стихи и жди, когда Нобелевский комитет ткнет в тебя, как опытный ювелир в нужную точку кристалла, – и магический кристалл империи расколется.

Исчезновение державы обессмыслило спор антагонистов. Государству, стремившемуся к нулю, не нужны были ни придворные поэты, ни опальные. Евтушенко и Бродский успели впрок запастись славой, а вот для молодых поэтов, рассчитывавших прийти им на смену, перемена времен стала трагичной. Денис Новиков, благословленный обоими, сначала бросил писать стихи, а потом умер в пушкинские тридцать семь. Еще раньше покончил с собой Борис Рыжий, и все по той же причине: несоответствие амбиций резко упавшей цене приза.

А потом случилось нечто необычное для русской истории: государство укрепилось, вернуло себе утраченные позиции и стало даже помыкать обществом, но не пожелало возобновить игры со стихотворцами. В проекте «Гражданин поэт» Дмитрий Быков сделал главу государства основной мишенью – представим себе Мандельштама, каждую неделю пишущего что-нибудь вроде «Мы живем под собою не чуя страны». Популярность есть, но власть – безмолвствует, не карает и даже не награждает. Так и не напросился на гонения народный трибун Всеволод Емелин. Единственными, кто в последнее время смог втянуть власть в игру с рифмованными строчками, стали девушки из Pussy Riot, но это исключение лишь подтверждает правило.

И в то же время ажиотаж, который возник вокруг давней ссоры одного очень старого поэта и одного мертвого, говорит о массовой тоске по тем временам, когда поэтическое слово что-то значило для жизни страны, и даже, может быть, о запросе на нового большого поэта. Современное поэтическое сообщество, в основном состоящее из узких ремесленников и привыкшее злобно шипеть на любого соискателя всенародной славы, такой запрос удовлетворить не в состоянии. Возможно, это и к лучшему, а то, чего доброго, большой поэт вновь придет к нам в комплекте с надоями, намолотами и комсомольскими стройками.

Актер Евгений Миронов сыграл немало прекрасных ролей. Не знаю, мечтал ли он сыграть Берды Кербабаева, но на днях, сам того не осознавая, он эту роль исполнил.

На страницах «Российской газеты» актер атаковал Юрия Полякова, главреда «Литературки», обвинил его в «низости» и обозвал «подлецом». «Нет никакого смысла спорить с Вашими нападками на личность и творчество Александра Солженицына, – пишет Миронов, – хотя гнусность тона и лживая суть обвинений в его адрес заставляют с содроганием вспомнить о самых мрачных страницах в истории нашей страны».

Одну страницу я точно вспомнил. Пожелтевшую газетную страницу сорокалетней давности (кстати, из той же «Литературки») с крупным заголовком «Конец литературного власовца». Там-то и отметился, сходя в гроб, туркменский классик Берды Кербабаев: «За свой долгий век я встречал разных людей. Попадались и такие, что не только соседей, но и мать, вскормившую их, готовы были оплевать. Они всегда вызывали омерзение. К ним отношу я и Солженицына».

Ему вторил соцреалист Михаил Алексеев: «Но можно ли молчать и терпеть, когда оскорблена совесть миллионов, когда возводится злобная и целенаправленная хула на самые великие наши национальные ценности…» и так далее, и тому подобное.

Как видим, стилистику тех мрачных страниц Евгений Миронов воспроизвел один к одному. Сорок лет бродили мы по пустыне и вот пришли в ту же точку, уткнулись в потный восточный халат дедушки Берды.

Кто бы мог подумать: нашелся-таки повод, по которому официозная «Российская газета», пламенно-оппозиционная «Новая газета» и либерально-плюралистическое «Эхо Москвы» – лебедь, рак и щука нашего информационного рынка – с энтузиазмом впряглись в единую кампанию травли.

Наверное, Поляков и вправду сказал нечто ужасное про Александра Исаевича? Обнажил его скрытые пороки, оскорбил родных и близких?

Ничего подобного. О Солженицыне Поляков написал восемь строчек, из которых сомнения вызывает ровно одно предложение: «Солженицын не просто уехал в свое время из Советского Союза (а СССР, хотим мы того или нет, по сути одна из политических версий исторической России), но и фактически призывал американцев начать против него войну».

Разумеется, Солженицын не «просто уехал», а был принудительно выслан. Тут Юрий Поляков явно дал маху. А вот о второй части этого предложения имеет смысл поговорить поподробнее.

Защитники Солженицына единодушны: никаких подобных призывов Александр Исаевич не произносил. Но если нет огня, то откуда взялся дым?

Наталия Дмитриевна, вдова писателя, уверяет, что Поляков воспроизводит клевету, состряпанную 5-м управлением КГБ. Литературовед Людмила Сараскина ссылается на слова самого Солженицына о том, что его якобы «переврала американская пресса».

Но вот что странно: серьезные люди спорят, ставят на кон свои репутации, но ни один из них не говорит: а какие, собственно, призывы имеются в виду?