Миша Том Лев - Вчерашний вечер, утро, день

Нервные мысли-отступления – это все было потом. В сам момент истины подскочил, как увидел, и приступил к подъему тела. Тяжелый инвалид был и безынициативный. Я его вверх к стеночке приставить – он себя вниз в лужу пригретую. Я его на костыли водрузить – он руки в стороны и мычит. Не справился, не потушил, не заломал, не откачал. Инвалид как лежал, так и лежит, только стонет громче, с вариациями. То ли на стон, то ли по умыслу подбежал габаритный парень-хулиган. К инвалиду присел: «Батя! Батя! Что с тобой?!» Впервые за минуты общения услышал членораздельное: «Водка в руке была. Вот этот забрал».

Я не смог с ходу понять-осознать. Первое, что не понял: как это водка в руке может быть? Она же жидкая. Второе. С таким наглым враньем еще не приходилось в жизни сталкиваться. В самых простеньких новогодних постановках какой-нибудь персонаж из плохишей наврет, а дети кричат из зала: «Неправда! Не ходи туда, ходи сюда!»

Это, помню, бывало. Но так, живьем, в заправдашней жизни – ни разу. И вот тебе – получи!

Сын-хулиган ко мне: «На батю? На инвалида?! Гони на водку!»

Было у меня двадцать копеек на баню – отдал. Пытался объяснить, но набежала целая кодла гвардейцев – и вот я у вас с ранениями тела и души. Начальник милиции считает, что хорошо отделался, что они вовремя. Не уверен, что после события – это вовремя, но спорить не с кем. Да и зачем?

Леночка по ходу рассказа внимательно смотрела на пострадавшего Женю. Рассмотрела молодого парня. Заглянула в его внутренний мир без рентгенолога. И показался он ей интересным и положительным. Понравился. А если вспомнить, что доктор Елена Николаевна – никакой и не доктор, а практикантка медицинского училища, и лет ей семнадцать – девчонка, то можно предположить… Не все сразу, не с бухты под названием барахты. Годи-погоди. Для начала предположить.

Приглашенные собрались и болтали, гуляя по драгоценным жилым метрам. Между общей кухней и прихожей, заглядывая в комнаты. Двери распахнулись специально для них, посетителей музея «Коммунальная квартира». Быт истории и история быта. Вещицы, застрявшие с середины века, а несколько экземпляров – чуть ли не с конца прошлого. Пережили-переплыли время. Значит, имели ценность. Потеряли материальную, нажили духовную. С ними память могла путешествовать, вспоминая маленькие подробности и большие события. Что-то личное-личное или, наоборот, всеобще-всенародное. Вовка Петухов, углядев на стене Люськиной комнаты коллекцию значков, рассматривал их, будто листая школьные годы.

Вот первый значок: маленькая звездочка с белокурым мальчиком в середине. Мальчик постепенно рос и менялся. Гимназист в углублении круглого золотистого значка, молодой человек на фоне красного знамени. Взрослый с бородкой и взглядом, устремленным в будущее человечества. Можно предположить, в светлое-светлое – настолько взгляд целеустремлен и выразителен.

Розенблюм, Люськин одноклассник, поражен, удивлен и растерян. Еще бы! Да как это?! Да кто мог подумать! Да и вообще, чего вдруг?! На небольшом простеночке возле Люськиного письменного стола приколоты несколько фотографий, вырезанных из газет и журналов. И что мы видим? Цветная вырезка: Пеле в обнимку с Яшиным и футбольным мячом. Фото из спортивной газеты: табло на стадионе. На табло 4:0 и фамилия автора этих голов: Бышовец, Бышовец, Бышовец, Бышовец. Братья Чарльтон и динамичный момент игры. Прыжок века: Боб Бимон в полете. Сашка со своими уже ранее выплеснутыми эмоциями пытается осмыслить, как получилось, что именно эти же фотографии украшают и его стенку возле письменного стола.

Кстати, о столах. Целых три, слегка разновысоких, но покрытых одной длинной скатертью, красовались в коридоре, неся на себе ответственный груз: закуски, напитки, сервировку.

– К столу! – выкрикнул Николай Иванович несколько резковато, как будто «К барьеру!».

Нервничал, празднично-счастливый: две дочки, каждой по восемнадцать исполнилось, конечно, счастье. И сейчас, и впереди, дай бог. Понятно, немного «треугольно» – две матери, один отец. Да, в один день, но завсегда на послевоенные времена скинуть не зазорно. Объективно. Он не любил эти взгляды с «ухошептанием» – разъяснением, терпеть не мог. Поэтому в основном молодежь, давно посвященная в «коммунальные тайны».

Присели к столу ломящемуся. От чего? Первое, второе и третье место – салат оливье, праздник сам по себе. Залит майонезом и присыпан натертым яйцом. Укроп выгравировал с двух сторон «Восемнадцать!». Винегрет скромнее, хоть и бордов, но его же с селедочкой можно, а кому не запрещено – под холодненькую из запотевшей под тост чокнуться. Любой ограничитель притихнет, медицинский или партийный деятель какого хочешь ранга сам не откажется, наоборот, пояснит: на пользу здоровью, да и традиции.

Два этих достойных блюда окружали закуски. Тоже подразумевали и задорили. Холодец индевел в глубоких тарелках, призывал: порежь треугольничками да хрен багряный сверху с присолом разложи.

Скажу честно: для каждой души своя кухня гожа. Француз, к примеру, оливье-винегрет потянет, коснется щей кислых под рюмку водочки – не поймет, счастья не осознает. Русский же вообще не поверит, своим же глазам не поверит, увидев восточных мужиков. Над мясом колдуют. Всякими разносолами сервируют низкий стол. Без бутылки?! Ради чего вся суета? Единственный вариант – заныкали бутылочку, запрятали. Ан нет! Бутылка эта с восточной душой (в оригинале) не стыкуется – вот и нету.

Отвлеклись, вернемся к столу нашему. Было на нем еще два блюда не совсем русских, точнее, совсем «не», прилепившиеся с годами, как и народ, их родивший. Форшмак и фаршированная рыба – гефилте фиш. Это закуски. А чем праздновать? Водка «Столичная» для серьезных людей. Для дам и молодежи портвейн №33. Строго, но достойно. Красивый стол, зовущий. Народ как красоту эту увидел, так быстренько с шутками и смехом расположился на стульях, табуретах и досках, обернутых и положенных на эти табуреты. Плотненько, но всем места хватило. Пока разливают, яства по тарелочкам раскладывают, обратим внимание на дислокацию личного состава: кто где сидит – в переводе с армейского. Во главе стола Николай Иванович. Налил водочки, лоб сморщил – тост готовит. По правую руку Бронислава Борисовна – законная. По левую – Мария Ивановна, нареченная. Люська и Ленка возглавляют стол с противоположного конца. Рядом с родителями сидят друзья и родственники. Рядом с чествуемыми молодежь шумит весело. Возле Люськи Вовка Петух притиснулся. Розенблюм перед ней напротив – глазами съесть хочет. Около Леночки – Женька приглашенный, сидит тихо, стесняется. Катя и Таня – подружки, напротив Пушкаря и Вени глаз строят, к выбору готовясь.