Юрий Сидоров - Пробуждение

– Доктор, ну сделайте хоть что-нибудь! Христом Богом прошу! Хотите, я на колени стану!

– Успокойтесь, Людмила Васильевна. – Померанцев сам удивился, насколько уверенно и, наверное, убедительно для окружающих он сейчас говорит. – Повторной длительной летаргии не бывает. Вот просто не бывает и все!

– Доктор, Иван Петрович, сколько я спал? – открыл глаза Карпунцов. – Ну скажите же, наконец!

Померанцев пару секунд поколебался, но решил, что цифру в полтора десятка лет сообщать больному пока что рано. Такая цифра и здорового человека с ног свалить может, а тут организм крайне слабый.

– Вы устали с непривычки, Алексей, надо отдохнуть немножко. – Иван Петрович говорил и одновременно неотступно следил за мимикой лица Карпунцова. – А то первый день, и сразу столько всего… В общем, вы все узнаете, но постепенно. И не вздумайте мне возражать! Я как-никак главный врач и отвечаю за вас, потому будет так, как я скажу.

– И что, я теперь всегда таким молодым буду, а все кругом старыми? И Маша тоже? Где она?

– Ну, рецептов вечной молодости пока никто не придумал, – Померанцеву показалось, что шутка сейчас будет больному на пользу, – а посему станете как все другие люди…

Иван Петрович замолчал на полуслове, представив себе, как быстро Карпунцов теперь будет стареть, нагоняя прошедшие во сне годы. Но эту тему сегодня надо обходить стороной. Категорически!

– А Маша где? Мать, батя? Сережка? – снова начал повторять Карпунцов.

– Слушайте, Алексей, вы же в Светлоярске сейчас, а не в Меженске. И приемных часов для родственников сейчас нет. Вот Людмила Васильевна рядом оказалась, в Светлоярске, поэтому смогла быстро приехать. – Иван Петрович почувствовал, что разговор надо заканчивать и дать пациенту сейчас отдохнуть. – Все остальное потом. Вам желательно немножко поспать или вздремнуть хотя бы.

– А я проснусь? – тихо прошептал Карпунцов.

– Проснетесь! Через пару часов точно! – пообещал Померанцев, отгоняя лезшие ему самому в голову сомнения.

– Лучше бы не проснуться, – еле различимо, опять с хрипом пролепетал больной. – Раз Маша… с морщинами… зачем я такой ей нужен?

Алексей прикрыл глаза и замолчал. Померанцев бережно вынул у него из-под головы две верхние подушки и, взяв руку за запястье, начал отсчитывать пульс. За 20 секунд получился 21 удар. Было видно, что Карпунцов погрузился в сон. Но это был уже обычный сон просто уставшего и порядком ослабевшего человека.

Иван Петрович поднялся с кровати, бережно укрыл Алексея одеялом и махнул Людмиле с мужем рукой:

– Идемте ко мне в кабинет! Не беспокойтесь, он просто спит, как все мы. Видите, дыхание явно заметно. И пульс для его состояния неплохой. При летаргии все совсем подругому. Впрочем, что я рассказываю? Вы сами раньше это видели.

Померанцев, пропуская вперед себя Людмилу с Артемом, обернулся к Гавриловой:

– Елена Сергеевна, вы здесь пока побудьте, понаблюдайте. И где у нас медсестра? Анна Мефодьевна ушла? Словом, одна из медсестер должна быть в палате или около. Это независимо от санитара.

Спустившись к себе в кабинет, Иван Петрович кивнул головой в направлении стола для заседаний:

– Людмила Васильевна, Артем, простите, не знаю вашего отчества, присаживайтесь.

– Иванович я, с вашего позволения, – откликнулся Мелешкин.

– Вот и чудесно! – приветливо улыбнулся Померанцев. – Давайте обговорим, что делать дальше. Анна Никаноровна в Меженске? Как у нее со здоровьем сейчас? В общих чертах я ситуацию знаю и с женой Алексея, и с сыном. Сами понимаете, что нельзя весь негатив на вашего брата вот так взять и выплеснуть. Придется постепенно, надо план составить, чтобы мы все сообща действовали. Давайте чаю попьем? Я сейчас поставлю, секретаря нет сегодня, день выходной. Вот только к чаю ничего у меня нет, разве только пара плиток шоколада.

– Нет, что ни говори, хорошо, когда дача близко! – Виктор Карпунцов развалился в кресле, пытаясь заглушить поселившееся в душе с самого утра ощущение неясной тревоги. – Обед на даче, ужин дома! Туда-назад на велике сгонять можно. На машине тоже, конечно, неплохо. Что еще человеку нужно?

– Мама до сих пор жалеет, что мы тогда перебрались на Кирова. Отец меньше, а мама очень, все-таки в деревне выросла, на земле. Да и у меня там, почитай, все детство прошло. – Легкая улыбка пробежала по лицу Нины.

– А чего ж они тогда не приезжают? Пару раз в год в лучшем случае, да и то словно одолжение делают.

– А ты будто не понимаешь? Дом старый мы сломали? Сломали. А новый – он уже чужой. И сад не такой стал. Одних яблонь повымерзло сколько. Витя, а ты заметил, что крыжовник уже зацвел? В этом году немножко раньше. Погода-то какая установилась! Еще пара-тройка таких денечков, и яблони зацветут.

– То есть я во всем виноват с домом этим? – Карпунцов ощутил легкую ссадину на душе и пропустил мимо себя все последующие рассуждения жены о крыжовнике и яблонях. – Вообще прохладно родители твои ко мне относятся. А ведь на следующий год тридцатник нашей семейной жизни стукнет. Не фунт изюма! Можно было бы с зятем… подушевнее, что ли.

– Витя, перестань! – В голосе Нины зазвучали досада и легкое раздражение. – Сколько раз говорили на эту тему! Я повторять уже устала. Был хоть один случай, чтобы мои родители тебя оскорбили, накричали, даже просто неудовольствие высказали? Если был, то скажи! Молчишь? Вот то-то. И мальчиков наших помогли вырастить. Куда бы мы без дедушки-бабушки делись? Твои-то родители далеко, каждый день к ним не наездишься. Нет, ты не подумай, я к Анне Никаноровне очень хорошо отношусь и к покойному Василию Ивановичу, царствие ему небесное, тоже. Ну да, мама немножко прохладно с тобой разговаривает, бывает, не спорю, но она вообще человек скупой на улыбки. Очень много в жизни с ней наслучалось: и детство в войну, и голод… Ладно, не будем вспоминать. А домик наш старый и мне жалко, это же детства частичка.

– Так он вообще как халупа стал, набекрень пошел от старости, того гляди рухнуть прямо на голову мог. – Виктор понимал, что оправдывается, но вины своей не чувствовал, отчего на душе сделалось совсем погано.

– Витя, я же не спорю! – Нина присела рядом на подлокотник кресла и погладила мужа по плечу. – Правду говорят, что дома как люди: тоже стареют и умирают. Все, давай больше не будем об этом! Пойду чайник поставлю. У нас от вчерашнего празднования много всего осталось – надо доедать.

– Погоди, Нинок. – Карпунцов мягко удержал порывавшуюся подняться жену за руку. – Не хотел тебе говорить, но сейчас настроение какое-то пришло. Знаешь, я сегодня мать во сне видел. Будто стоит она у окошка и вдаль смотрит, а глаза зареванные-зареванные. Что дальше было – не знаю, не запомнил. Нехорошо мне стало, весь день хожу и думаю. Я ведь незадолго до батиной смерти его тоже во сне видел. По дороге он шел, по проселочной, пыльной такой. И тоже вдаль куда-то смотрел, пристально так, словно разглядеть что-то хотел и не мог. А теперь мама вот приснилась…