Альманах - Альманах «Российский колокол» №2 2020

Огрубевшие листья июля,
Потерявшая нежность трава.
Овод в тело вонзается пулей,
Засыхают от зноя слова.

Самый пик благодатного лета
С напряжением тока гудит.
А растительность вроде поблекла,
Обещанья расти – позади.

Скоро, скоро погаснут закаты,
Навернется на лист желтизна.
Как не хочется этой утраты,
Но о ней говорит тишина.

Что отходит в природе, то с нами
Остается, как сердце в груди.
Не срывается с памяти пламя
В тех, кто встретит огонь впереди.

Смешинка в рот не залетает.
Слеза стесняется упасть.
И силы сердце покидают,
И даже не о чем мечтать.

Вокруг печальная пустыня.
Газон все суше и рябей.
И на дорожках нет отныне
Знакомых дождевых червей.

Свет погас. И занавес опущен.
Зрители покинуть зал спешат.
Отголоски обсуждений скучных,
Как горох, о зеркала стучат.
Мир фанерный молотками свален.
Жар дискуссий, отгорев, угас.
Горький дым отыгранных развалин
Оседает на печали глаз.
Нынче темы ищут в марафоне
Битвы за конфуз любой ценой.
Если платят, то без антимоний
Балерина снимется нагой.
В ход идут хвастливые ужимки,
Чернота нарощенных ногтей
Иль под кожей хитрые пластинки,
Чтоб пленить тусовочных друзей.
Вот и сцена подчинилась тоже
Состязанью за большой фурор.
Слов уже не слышно, но в прихожей
Без штанов встречает вас актер.
Мелюзга и та стремится к славе:
Дай картину из музея утащу
Или школьной докажу ораве,
Что безвестным быть я не хочу.
Я с карниза прыгну, чтоб засняли,
Как лежу в крови на мостовой,
Чтобы после в «Новостях» сказали:
«Очень жаль, такой был молодой».
Все с ума рехнулись, очевидно.
Эти «подвиги» не стоят свеч.
Поступайте, люди, благородно,
Берегите правильную речь.

Все те же сырые бурьяны.
Травы пожелтелая желчь.
Кусты обнимаются пьяно.
Шатается бранная речь.
Поля набегают, как слезы
Вдовы, потерявшей детей.
Но кормится пахарь извозом
На утлой машине своей.

Он крутит баранку, нахмурясь,
И чует усталым горбом
Погоню – как детскую руку,
Хватавшую мамкин подол.
Над ним, как гудящие шершни,
Витали укусы вины.
Не гладит никто против шерсти.
Молчи и себя не кляни.
Замри в своей жалкой карете.
Очки нацепи потемней.
Нет горестней боли на свете,
Чем вид помертвелых полей.

В глазах твоих, пугая дурь,
Два облака горят.
И, оттеснив лешачью хмурь,
Уже теплеет взгляд.

Любви закатной не стыдись,
И пусть она бедна,
Ты все же за нее держись.
Она – твоя весна.

Я с детства верил в истину,
Что жизнь – вода и твердь,
Судьбою жизнь расписана
И неизбежна смерть,

Что быть хорошим – правильно
И скверно – быть плохим,
Что с Гитлера и Сталина
Ад спросит за грехи.

Чего же тело бренное
Дрожит, как волчья сыть?
И что-то невоенное
Мне хочется убить.

Не жадность ненавистную,
Не злобы воронье,
А порожденье крысино
С короною ее.

Да только не снимается
Ружье мое с крючка:
То «тулкой» не стреляется,
А то заел АК!

И сабля абордажная
Для мелочи тупа…
Неважным стало важное,
Раздвоилась тропа.

Ломают бури стадные
Свободной воли дух.
И смертью заурядною
Огонь любви потух.

Лежим под амбразурами,
Которые молчат.
И дураки меж дурами
Покорностью горчат.

А дальше, как обещано,
Игрушки нам вернут,
Когда утратит бешенство
Корононосный спрут.

Под страхами прививкою
Окуклится черта.
К жестокости подливкою
Вернется доброта.

С дозволенною малостью —
Нормально умирать.
Не оскорбляя старостью
Больничную кровать.

Мир прет в дурдом, как в шахту клеть.
По Марксу и по Фрейду…
Устал святой Владимир петь
Про пиррову победу.

Уж сорок лет холоден ствол.
В гранит ушли фигуры.
Бьет день сегодняшний, как кол,
Вершины в амбразуры.

Теперь нам только Бог судья.
Живем миролюбиво.
Исчезли грозные дядья
Дзержинского разлива.

Спортивный дух у звезд Кремля.
По счету – поголовье.
Народ могучий, не скуля,
Мрет только от здоровья.

Пускай не врут статистики
О перепитье водки.
Мы стоики и мистики
В российском околотке.

И в нашей нынешней борьбе
Гитарный брень несносен.
Теперь играют на трубе,
Поют фанерным носом.

И если рядом не орать
И не стрелять по скатам,
Услышать можно слово «бля…ь».
А дальше непечатно…

Мораль гуляет без оков,
В ходу – сплошь иномарки.
Теперь забили на волков
Армейские овчарки.

Все, что ты раньше не любил,
Пришлось у нас по вкусу.
И ангел, что тобою был,
Не вышел в Иисусы.

И не о чем тебе хрипеть,
И не принять Парижа.
Собор любви устал гореть,
Став на полшпиля ниже.

Все рухнуло в забвенье лет,
В альбомы и осколки…
Ржавеет черный пистолет,
Так и не снятый с полки.

Ты жизни нищей не пенял…
И в мавзолее века
Горит поэзия огня
Вселенского ацтека.

Ты до сих пор за нас, за всех
Стучишь в ворота рая…
И выпавший тобою снег
Мне душу покрывает.